Хорошо помнилось, как после первого толчка под ним вскрикнул и хрипло заматерился один из солдат, а в бок больно впился острый ствол выпавшего из его рук разрядника. Интересно, жив?
Ощупав под собой мокрую траву вперемешку с битым стеклом, Глеб убедился, что остался один. Кажется, во время резкой остановки из под него все-таки выкинуло отчаянно ругающегося вояку.
Сзади больно пихнули ногой в копчик, знакомый голос в грубой форме помянул разрекламированную надежность столичных дорог.
«Жив», – вздохнул с облегчением Глеб. Себя он ощущал все так же паршиво.
В дыму суетно двигались ломаные тени. Снова кричали люди, снова Глеб думал, что уж в этот раз погибнет наверняка – без помощи ему из этой передряги не выбраться.
Одна из теней продралась в хвост салона, приблизилась к нему:
– Ребята, нам все еще везет! Не пострадал парень. – Глеб узнал голос седого, в нем слышалось немалое облегчение. Присев рядом на корточки, тот глянул назад: – Кто-то уже вышел наверх?
– Да, Тим и Рекс, – сказали из дымной полутьмы салона.
– Отлично. Выстрелов, вроде, не было… Тогда выходим по одному. Как только посчитаем потери, валим лесом через сухую балку! Все помнят маршрут?
Нестройный хор голосов известил, мол да, все усвоили. Седой наклонился и Глеб замычал от боли, когда его потянули за рукав.
– Тяжелый, черт, – посетовал седой. – Боб, давай первым лезь, поможешь мне поднять парнишку.
Мимо Глеба прошмыгнула широкая фигура: подтянулась на руках и исчезла в разбитом окне. Потом на Глеба навалились слева. Сверху опустилась ладонь, схватила его за загривок и под треск расползающейся по швам рубашки потянула к себе.
Глеба спустили на землю и потащили прочь от дымящего аппарата: по лицу иногда хлестко били тонкие ветки, среди темных сосновых лап маячило светлеющее небо. Следом выбрались на воздух и остальные сопровождающие. Мужчины, ругаясь кто во что горазд, немедленно рассредоточились недалеко от места крушения, целя стволами куда-то в сторону дороги, гладкое серое полотно было хорошо видно сквозь пролом в кустах. Последней на искореженном кузове появилась девичья фигурка. Она пригнулась настороженно, замерцала, как переносная голограмма при нехватке питания, спрыгнула на траву и исчезла в кустах.
Кажется, Глебу стало хуже. Да, во время разговора с девушкой в салоне он чувствовал явные улучшения: нога болела все меньше, даже мог немного пошевелить и рукой. Но сейчас, как будто все возвращалось к прежнему его состоянию, Глеб слабел с каждой секундой. Словно была между ним и той пигалицей какая-то связь, однако стоило ей уйти и ниточка, удерживающая в нем жизнь, оборвалась. Он лежал на сухих иголках под молодыми сосенками и в который уже раз готовился умереть.
Из омута дурных мыслей парня вывела очередная жесткая оплеуха, потом еще и еще. Лишь на четвертой он нашел в себе силы, чтобы поднять руку. Прикрыл щеку ладонью.
– Эй! Да сколько можно-то?! – зло выдавил Глеб из себя и закашлялся. Сырой утренний воздух неприятно обволакивал гортань. Парень глянул вверх: над ним навис седой и помогавший ему огромный детина с бездушными глазами-буравчиками. В руках он держал снятый с предохранителя разрядник.
– Идти можешь? – без особого участия в голосе спросил седой.
– Нет, нога сломана.
– Странно. Конечность должна уже восстановиться, – слегка удивленно проговорил мучитель. Затем протянул загадочно: – А-а, так это только оттого, что еще не знаешь о способностях Айги! Боб, подними его… Ты же не тряпка, парень. Ну-ка, пробуй давай, а то нам с ношей тяжело придется.
Скомкав рубашку у Глеба на груди, Боб одной рукой поднял его над землей, другой придержал, чтоб не завалился, когда ставил на ноги. Глеб притих, напряженно ожидая резкой режущей боли в пятке, но как оказалось, напрасно. Не поверив чуду, он пошевелил ступней: лишь слегка ныли кости – и больше ничего.
– Фантастика, – прошептал он, позабыв обо всем на свете.
– Айге потом спасибо не забудь сказать, – хмуро пробасил Боб, и прежде чем исчезнуть за ближайшим стволом, добавил: – Повезло тебе с напарницей.
Глеб хотел, но не успел переспросить его, что за нотки мелькнули в этом послании: неприкрытая зависть или искреннее сочувствие. Одно он знал наверняка, имелся в этой фразе скрытый подтекст, о котором Глеб обязательно узнает позже.
За кузовом разбитой машины блеснула молния и тут же раскатисто громыхнуло. Раздался деревянный скрип и треск, зашуршали сломанные ветки. Качнулась и рухнула небольшая сосна у дороги. Еще пара вспышек со взрывами, после которых вдалеке истошно заверещало нечеловеческим голосом. Снова так называемый серпент?