– И каким же образом вы собираетесь меня убедить? Расскажете мне, какого цвета трусики были на Эбби вчера вечером?
– Зеленые, – сказала Кэсси. Когда он бросил на нее свирепый и вместе с тем растерянный взгляд, она поморщилась. – Извините. Я знаю, вы это спросили просто в шутку. Но ответ был буквально написан у вас на лбу светящимися буквами, шериф. Так что, если захотите меня испытать, придумайте что-нибудь потруднее.
– Испытать? – Это мысль, задумчиво протянул он.
– А почему бы и нет? Вы будете не первым и, я полагаю, не последним. Вы можете пойти по протоптанной дорожке и потребовать от меня ответа на вопрос, на который сами заведомо ответить не можете, или проявить изобретательность и подвергнуть меня испытанию, когда я меньше всего этого ожидаю. По правде говоря, мне все равно. Просто помните, что есть вещи, которых я, безусловно, делать не умею. Я не предсказываю будущее и не передвигаю предметы усилием воли.
– Зато вы умеете просто забираться в чужие головы.
– В некоторые головы. Не во все. – Она помедлила, но потом все-таки призналась: – Я не умею читать мысли Бена.
– Даже когда прикасаетесь к нему?
– Даже в этом случае.
С минуту шериф молчал, затем пробормотал:
– Вот это больше похоже на правду, чем все, что я от вас слышал до сих пор.
Кэсси взглянула на него с любопытством.
– Правда? А почему?
Настал черед шерифа задуматься. В конце концов он так и не ответил, только пожал плечами.
Кэсси не стала его расспрашивать, потому что его мысли прочитывались так легко, словно он размышлял вслух. Он думал о том, что Бен никогда и никого не удостаивал своим полным доверием, с самого детства. О том, что его старик был одним из тех домашних деспотов, о которых так часто приходится читать в книжках, особенно если действие происходит на Юге. Старый Райан сам был уважаемым в округе судьей, он обладал железной волей и был абсолютно убежден, что его слово – закон. Мэтт думал, что одна из причин, побудивших Бена так рано оставить судейскую скамью, заключалась в том, что его отец умер и больше не мог влиять на решения своего единственного сына.
Кэсси потерла лоб ладонью и попыталась прервать слишком простую и легкую связь с мыслями шерифа, но прежде, чем это ей удалось, он одарил ее еще одним откровением. Оказалось, что Бен был поздним ребенком, родившимся от второго брака судьи Райана с некой Мэри, которая была моложе его на много лет. Мэтт считал Мэри одной из тех очаровательных и ребячливых пустышек, которые либо пленяют мужчин, либо бесят их до чертиков.
– Голова болит? – спросил шериф.
– Что-то вроде этого, – пробормотала в ответ Кэсси.
Ее одолевало искушение попросить его не думать так громко, но она, конечно, удержалась. Интересно, знает ли Бен, что по крайней мере один из его друзей, причем отнюдь не самый глупый, безуспешно пытается разгадать его суть и понятия не имеет, чего именно Бен Райан добивается от жизни?
Вот уж действительно закрытая книга.
Несколько минут шериф хранил молчание, потом проворчал себе под нос:
– Это же надо... Зеленые трусики.
– Но они и вправду были зеленые, разве нет? И лифчик им под пару, – мстительно добавила Кэсси.
– Да. Черт бы вас побрал.
Глава 7
Кровь в кухне Айви запеклась, воздух был тяжелым и затхлым. Кэсси мучительно и остро ощутила присутствие насильственной смерти, как только переступила через порог.
– У нас имеется орудие убийства, – официальным голосом объявил шериф Данбар, занявший позицию у самой стены справа от двери. – Вам будет легче установить контакт, если вы до него дотронетесь?
– Нет, – пристально оглядываясь, ответила Кэсси. – Особенно если на нем сохранилась ее кровь.
На первых порах она ничего необычного не заметила. Однако постепенно у нее возникло ощущение небольшого, но постоянно растущего давления в груди (не разобрать, снаружи или изнутри), и ей стало труднее дышать, чем несколько минут назад.
– Кэсси? – с тревогой спросил Бен, стоявший позади нее на пороге. – Вам нехорошо?
– Я не знаю. Нет, со мной все в порядке.
Она продолжала медленно оглядываться; ей не хотелось признаваться ему, что дышать становится все труднее и труднее. Ее взгляд сосредоточился на темной, скользкой на вид луже засохшей крови возле рабочего стола. Когда Кэсси моргнула, эта лужа вдруг сделалась ярко-алой.
Это было смутное видение, цветовая вспышка, растаявшая в один момент: она даже не успела осознать, что произошло. Но когда она посмотрела на засохшие коричневатые брызги на белом холодильнике, они тоже на мгновение вспыхнули алым. А потом ее глаз уловил какое-то движение: повернувшись, она увидела капли алой крови, стекающие с края рабочего стола на выложенный плиткой пол.
– Боже, – прошептала Кэсси.
– В чем дело, Кэсси? Что там?
– Ш-ш-ш... Не спрашивайте ни о чем. Это... такого со мной еще никогда не было. Когда я туда смотрю, я вижу, как кровь капает, словно она еще свежая. Пятна и мазки по всей комнате...
Кэсси закрыла и вновь открыла глаза, но кровь оставалась по-прежнему красной, до того красной, что больно было глядеть, а когда она попыталась отвернуться, то вновь уловила краем глаза какое-то движение.
Всякий раз, как Кэсси поворачивала голову в ту или в другую сторону, это неуловимое движение ускользало от нее, поддразнивало своей зыбкостью, манило и исчезало, как только она пыталась на нем сосредоточиться.
А потом у нее в голове раздался вопль – до того пронзительный, что в ушах зазвенело, словно от удара, и на один бесконечный миг она увидела Айви Джеймсон, сидящую в луже крови на полу своей кухни, привалившись спиной к ножке стола. Ее некогда белое платье насквозь пропиталось кровью, ее открытые глаза глядели через всю кухню прямо на Кэсси – все понимающие и полные горького упрека.
Кэсси хотелось бежать без оглядки от этого страшного осуждения, от жуткого понимания в глазах Айви. Но тут давление, сжимавшее ей грудь, стало невыносимым, не осталось больше воздуха, совсем не осталось, красно-белая кухня закружилась вокруг все быстрее, и ее накрыло волной непроницаемой тьмы.
Какое-то время тишина была абсолютной и такой мирной, что у Кэсси возник соблазн остаться в ней навсегда. Где-то там, за гранью спасительной темноты, притаились чудовища, кошмары наяву, с которыми ей так не хотелось снова столкнуться. Но потом кто-то позвал ее по имени, нарушив тем самым мирную тишину, и она поняла, что придется ответить.
– Кэсси?
Она открыла глаза и испытала невероятное облегчение: обморок не лишил ее сил и не истощил их. Оказалось, что она лежит на софе в очень строго и чинно обставленной гостиной. Бен сидел на краю софы рядом с ней и держал ее за руку.
Кэсси машинально попыталась вырвать руку, но тут же поняла, что по-прежнему не может прочесть его мысли. Зато рука у него была теплая.
– Говорил же я тебе, она оклемается, – проворчал шериф, занимавший соседнее кресло.
– Как вы? – спросил Бен, внимательно вглядываясь в ее лицо.
– Я в порядке.
Он помог ей сесть, но не выпустил ее руку и не отодвинулся, пока не убедился, что она на самом деле полностью пришла в себя. Тогда он сел рядом, повернувшись к ней лицом, чтобы удобнее было за ней наблюдать.
– Может, расскажете нам, что случилось?
– Я не знаю, что случилось. Знаю только одно: такого раньше никогда не бывало.
– Чего раньше никогда не бывало? – язвительно осведомился шериф. – Вы сообщили нам, что кровь стала алой, после чего очень грациозно рухнули в обморок прямо на грудь Бену.
Кэсси пропустила мимо ушей явственно прозвучавшую в его последних словах издевку, но, отвечая, устремила взгляд на него, а не на Бена:
– Я увидела, как кровь стала красной и свежей, видела даже, как она капает со стола на пол. А потом, всего на минуту, я увидела Айви Джеймсон. Она сидела на полу, прислонившись спиной к ножке стола, ее платье стало красным от крови. Она смотрела через всю комнату прямо на меня... смотрела с упреком.