Никогда не интересовался, какое божество местного пантеона отвечает за торговлю и ведение дел, но что-то подсказывает, что Ли Ксинг очень близок к тому, чтобы стать если и не аватаром, то уж жрецом этого самого божества – наверняка!
Такое впечатление, что Ли Ксингу в любых его начинаниях помогает божественная сила, а ведет – само провидение. За что бы не брался этот человек в делах своих лавок (пяти, как я выяснил), какие бы безумные и странные идеи не выдвигал – в конце концов его ждал успех!
Когда я снова вошел в его лавку с невозможным в этом мире «сувенирным оружием» (которое, тем не менее, очень даже неплохо продавалось), Ли Ксинг вцепился в меня хваткой крокодила. Думаю, даже если б не раннее утро обычного «рабочего», не первого «выходного» дня недели, когда покупателей почти и нет, удрать от Ли Ксинга я бы не смог.
Взвесив «за» и «против», я продал ему все пять десятков колец, честно предупредив, что они сняты с насильно убиенных. Ли Ксинг покивал, аккуратно, стараясь не прикасаться к кольцам, собрал их в узелок и передал своему сыну, Люшенгу. С подробными инструкциями – как и что нужно сделать с кольцами, дабы духи владельцев и их предков не досаждали новым владельцам колец. Ли Люшенг покивал и пулей унесся в сторону ближайшего из двух храмов с наказом вознести молитву богине Ушейне, ответственной за правильную транспортировку душ в колесе перерождений.
А я положил в свой наружный кошель целых девять серебряных монет. Было бы восемь, но одно из колец было как раз из серебра. Ли Ксинг, кстати, сам додумался и развил идею – сюда можно воткнуть красивый маленький камушек, здесь проделать дырочку и повесить на красивый кожаный темлячок. А темляк же тоже можно украсить. В общем, мозги у дяди работали исключительно в правильном направлении – нужен был только толчок.
После этого мы снова беседовали. За кружкой хапьяна – господин Ли Ксинг по достоинству оценил мои красные от недосыпа глаза и общий помятый вид… даже попенял о необходимости беречь свое здоровье смолоду и напомнил об осторожности во время кутежей в столице: этому Ир Фану следует быть осмотрительным – это ему не его родная деревня, где пьяным можно свалиться, где попало, тут, извини, и обобрать, и даже прирезать могут! И прекрасная сговорчивая незнакомка – вовсе не гарантия, что на утро ты проснешься со своими деньгами… если проснешься вообще! Опасности большого города, Ир Фан! Не забывай об этом! Это тебе не твой лес – тут попадаются хищники куда более опасные и коварные!
Потом поговорили о луках, об охоте, о турнирах. Время от времени в ходе нашей беседы торговец двигал по столу в мою сторону серебряную монету. После первой же монеты пояснил кратко, емко:
– Идея пришла! Этот Ли Ксинг обязан отблагодарить!
И категорически отказался от моей слабой попытки монету вернуть. Нет, он точно жрец! Или истовый поклонник того самого божества. О! Или сам для себя создал эту коммерческую религию и теперь следует ее канонам!
Я разбогател еще на восемь серебряных монет. При этом смог уловить только пять идей, которые могли зародиться в хитроумной голове этого… бизнесмена.
Я искренне надеялся, что употребление Жемчужины Четырех Основ Этого Прекрасного Мироздания, действительно, приведет мою сущность в соответствие с этим миром, и хотя бы (хотя бы!) избавит от банальных «книжных шаблонов». «На крайняк» я рассчитывал, что жизнь моя перестанет походить на «сюжет» книги. Очень рассчитывал.
Хрена там…
– Ой, мам! Смотри, какой красивый лук! Черненький! Одному моему другу как раз нужен новый лук! Давай купим, мам! Ну, дава-а-ай!
Я смерил взглядом девчушку лет двенадцати – милую, тоненькую и шебутную «пацанку», в которой все еще больше угловатости и порывистости («ой, прикольная!»), чем женственной чувственной плавности («вах, конфетка!»). Девчушка с темноволосой короткой стрижкой влетела цветастым ярким вихрем в палатку торговца Ли Ксинга, когда мы уже с ним вежливо раскланивались, исключительно довольные и совместным распитием утреннего хапьяна, и сопутствующей беседой.
Я прикрыл один глаз, прикрыл другой. Слегка натянул кожу у внешнего уголка глаза, заставив изображение раздвоиться. Нет, не почудилось. Увы.
– Хана! – не удержавшись прорычал я. – Ты что тут делаешь, мед… косолапая?!
Когда зрение раздваивалось, над головой девочки на миг мелькали маленькие круглые медвежьи ушки. Конечно, девочки иногда носят ободки со всякими ушками – тигриными, кошачьими, лисьими… (мне особенно нравятся заячьи и кроличьи… а если еще и хвостик пимпочкой будет, галстук-бабочка, манжеты и купальник… ну да не важно), но в этом мире до моды на подобные аксессуары – еще столетия и столетия. Еще ж и какую-нибудь фурри-толерантность в будущем придумают – дескать, почему ушки собачьи, а не кошачьи? Ты что же, расу нэк не уважаешь?! Короче, деградировать и деградировать еще этому миру до подобного.