Теперь смеется сама Мэй.
— Я могу за себя постоять, тут ты прав. Но прав и в другом — я не вещь, которую можно использовать и выбросить, для этого в твоем распоряжении есть целый город, а может, и штат. Наверняка многие сочтут тебя привлекательным, как сочла и я, и лягут под тебя даже бесплатно. Но статуэтку с моим именем ты в шкаф не поставишь.
***
Такао ощутимо вздрагивает от этих слов, но, к счастью, в этот момент Мэй отворачивается, привлеченная картиной Такэдзи на стене. Сама того не ведая, она одним предложением описала отношение Такао ко всем красивым женщинам, которые встречались на его пути. Завоевать трофей — убрать на полку — забыть до лучших времен, если не навсегда. И тут же обозначила, что сама на этой полке стоять отказывается. Играть в привычную игру с той, что оказалась прекрасно осведомлена о правилах, совсем неинтересно.
Но Такао не соврал, он действительно не встречал кого-то, кто был бы красивее Мэй. Именно поэтому вчера он вытащил из кармана всю наличность, которая там была, и без тени сомнений сунул в трусики Мэй; а сегодня точно так же без промедления был готов снова ехать в этот чертов клуб, рискуя привлечь еще больше внимания макаронников, но Кадзу оказался сообразительнее и поехал за Мэй сам.
За размышлениями Такао почти пропускает момент, когда Мэй подходит вплотную, обдавая его запахом жасмина.
— Но то, что я не буду стоять среди твоих трофеев, — говорит она, заглядывая ему в глаза и неторопливо расстегивая пуговицу на его рубашке, — совсем не означает, что мы не можем хорошо провести время прямо сейчас. Ведь мы здесь именно за этим?
Такао усмехается и скользит ладонями по тонкой талии, привлекая ее еще ближе к себе.
— Ты чертовски права, ли… красавица Мэй, — он вовремя проглатывает определение, которое Мэй явно предпочитает оставлять на работе в клубе, и наклоняется к ней за поцелуем.
Она позволяет вести, податливо раскрывая рот и впуская его язык. Дразнит и играется, льнет к рукам, разжигая желание обладать ей безраздельно и посылая тысячи искр по ставшей вдруг очень чувствительной коже. Не прерывая поцелуя, они двигаются в сторону кресла, в котором Такао обычно читает или пьет, но никак не трахается, предпочитая комфортную кровать.
Мэй легко толкает его в грудь, заставляя упасть в кресло, и отходит на пару шагов назад; оглядывает, довольная состоянием, в которое привела его буквально парой горячих поцелуев.
Мэй вскидывает руки и плавно кружится, позволяя рассмотреть свое тело, оглаживает свои плечи и грудь, спускается к бедрам. Здесь, в тишине собственной квартиры, Такао ощущает ее танец гораздо острее и интимнее, хотя Мэй все еще одета в противовес тому, как раздевалась до узкой полоски трусиков вчера в клубе. Такао откидывается в кресле и наслаждается открывающимся ему видом. Мэй легко, почти играюче стягивает с себя майку и узкую юбку и остается в кружевном белье, которое больше подчеркивает, чем скрывает.
— Великолепна, — с восхищением выдыхает Такао, чувствуя, как собственный член упирается в молнию на брюках.
Мэй победно усмехается и посылает ему воздушный поцелуй, после чего изгибается, будто настоящая лисица-кицунэ, завлекающая случайного путника в свои колдовские путы. Она настолько чувствует пространство, что ей даже не нужна музыка, чтобы ловить ритм прямо из воздуха и двигаться, подчиняясь одной ей ведомой мелодии. Это красиво, и это завораживает Такао настолько, что он невольно подается чуть вперед, стараясь не упустить ни одного движения.
Мэй приближается, словно хищник на мягких лапах — грациозно и неуловимо для взгляда. Она изящно опускается на колени у ног Такао и вскидывает голову, заглядывая ему в глаза.
— Такие необычные, — шепчет она, и Такао понимает, что она имеет в виду цвет его глаз. Почему-то простой комплимент разливается в груди теплом и заставляет задержать дыхание. — Никогда не видела альбиноса вживую, еще и азиата. Это очень красиво, Такао.
— Твоя оценка особенно приятна, — хрипло шепчет он в ответ и наклоняется, чтобы увлечь ее в новый головокружительный поцелуй. Он тянет ее к себе, чтобы усадить на свои колени, но она не поддается, и, оторвавшись от его губ, лукаво смотрит из-под ресниц и тянется к ширинке его брюк.
Когда ее ладонь накрывает член прямо сквозь ткань, Такао не может сдержать стона. Мэй мастерски справляется с ремнем и пуговицей и наконец вжикает молнией, облегчая давление. Такао судорожно расстегивает пуговицы на своей рубашке, не заботясь об их сохранности или изяществе движений — ему хочется побыстрее ощутить контакт кожа к коже. Мэй стягивает брюки сразу с бельем и жарко выдыхает совсем рядом с пахом Такао, заставляя его закатить глаза от мгновенно накатившего удовольствия.
У него нет недостатка в женщинах — за деньги или бесплатно, он давно может выбрать любую, какая понравится. Но сейчас он чувствует нечто большее, некое… единение? Оказывается, осознание того, что партнерша не только сексуальна, но еще и обладает недюжинным умом, лишь добавляет градуса всей ситуации.
Когда Мэй накрывает ртом его член, становится понятно, что она профессионалка не только в танцах. То, с какой жадностью она облизывает его по всей длине, как по очереди втягивает горячими губами каждое яичко, не оставляет сомнений — она тоже получает удовольствие. Своим языком она творит невероятные вещи, и больше всего Такао сейчас хочется намотать ее длинные волосы на кулак и толкнуться членом в самое горло, двигаясь быстро и бездумно. И вместе с тем, хочется доставить удовольствие и ей, разделить радость единения на двоих.
— Подожди, Мэй, подожди, — Такао останавливает ее, стонущую, посылающую своим горлом разряды удовольствия по всему телу, и все же усаживает на себя. — Ты невероятна настолько, что заставляешь терять рассудок, но я хочу продолжить иначе.
Мэй смотрит затуманенным взглядом, пока Такао тянется к собственным брюкам, чтобы достать из кармана презерватив. От того, насколько жадно она наблюдает, хочется послать все к чертям и трахнуть ее прямо так, без долбанной резинки, но Такао сдерживает себя.
Боже, она даже не снимает трусики, лишь сдвигает их в сторону, прежде чем плотнее обхватить его коленями и опуститься сверху. Узкая, мокрая и чертовски горячая, Мэй осторожно двигается верхом на нем, давая себе время привыкнуть.
Такао находит ее губы и прижимается к ним развязным, несдержанным поцелуем. Опустившись полностью, Мэй ощутимо прикусывает его нижнюю губу и так сжимается на нем, что приходится сдерживаться, чтобы не взвыть.
Оказывается, кресло подходит не только для чтения, но и для того, чтобы крепче обхватить Мэй за бедра и двигаться самому, контролируя скорость и глубину толчков. Она явно не знакома не только с определением, но и с самим словом “скромность”, потому что кричит и стонет, нимало не заботясь о том, что их кто-то может услышать. Правда, если быть до конца честным, Такао это сейчас тоже волнует меньше всего.
— Какая же ты… — он не может связно оформить мысль, чувствуя приближающийся оргазм, и старается немного замедлиться, но Мэй ему не позволяет.
— Не тормози, Такао, я почти… — они движутся навстречу друг другу, толчки становятся рваными и теряют ритм, но это уже не имеет значения. Кончая, Мэй так сжимается вокруг его члена, что остановиться просто невозможно, и спустя пару глубоких толчков Такао догоняет ее, впиваясь зубами в ее плечо.
— Псих, — недовольно бормочет она, отдышавшись, — след останется.
— В следующий раз одним укусом не обойдешься, — обещает Такао.
— Значит, следующего раза не будет, — Мэй ухмыляется, понимая, что получила в свои руки новый поводок, — я зарабатываю своим телом и не позволю тебе портить его товарный вид.
— Я все компенсирую, — бормочет Такао и, не удержавшись, снова жадно ее целует, — танцевать можно и не в стриптиз-клубе для больных на голову.