— Есть имя и адрес, — Логан щелкает пальцами перед лицом Масамунэ, возвращая его к реальности, — можем поехать прямо сейчас.
***
Приехав в самую обычную мексиканскую забегаловку, меньше всего Масамунэ ожидает увидеть на месте потенциального свидетеля еще одного азиата, но Хотч (“это же все неофициально, детектив? Тогда просто Хотч”) тоже японец. Подвижный, с доброжелательной улыбкой, но с внимательным цепким взглядом, Хотч смотрит на фото пули, извлеченной из тела Орвона Хиггса.
— И что я должен здесь увидеть, детектив Мун? — на его лице не дергается ни один мускул, и невозможно определить, знаком ли ему калибр пули.
— Вы должны увидеть здесь пулю двадцать второго калибра, выпущенную предположительно из пистолета производства Лосин Инджинирин, а эта фабрика должна быть очень хорошо вам знакома.
— Откуда же, детектив? — Хотч безмятежно улыбается, подливая себе кофе.
Это абсолютно безнадежная затея, и это было понятно с самого начала — им даже нечем прижать Хотча, разве что штрафом за неправильную парковку, и Масамунэ выбрасывает единственный козырь.
— Убитый — Орвон Хиггс, — рука Хотча чуть дергается, но выражение лица не меняется, — совсем пацан, всего двадцать лет. Вам его совсем не жаль? Такие отношения в вашей… семье? Что он мог такого натворить, что заслужит пулю даже не в лоб, а в спину?
— Девятнадцать, — поправляет его Хотч.
— Простите?
— Ему было девятнадцать лет, детектив, — во взгляде Хотча мелькает сожаление, — и нет, он ничего не сделал. Можете считать это жестом доброй воли, я скажу вам правду. Я не знаю, что случилось, поэтому не могу вам помочь.
Выйдя на улицу, Масамунэ закуривает и раздраженно пинает мусорку возле забегаловки.
— Как я могу сделать хоть что-то, если информации буквально ноль?! Нахера мы вообще сюда приехали, скажи мне на милость! — он понимает, что Логан ни в чем не виноват, но раздражение от потерянного времени требует выхода.
— Читай между строк, Муни, — Логан утешительно хлопает его по плечу, — этот парень работает на Флавия, и в суде, если до него конечно дойдет, будет кому подтвердить эту информацию. Он подтвердил, пусть и косвенно, что был знаком с Хиггсом. И он не знает, кто убил пацана. По крайней мере, тот ни в чем не провинился; думаю, на провинность и наказание, а также на то, что нам не стоит лезть в это дело, он бы намекнул.
Разумное зерно в словах Логана есть, но легче от этого не становится. Масамунэ вышвыривает окурок и идет к машине.
Если Хотч не врет, а Логан прав, то у них даже меньше, чем ничего. Есть пуля, но нет оружия, из которого она была выпущена. Есть дыра в спине, но нет следов побоев или пыток. Есть труп, но нет камер или толковых свидетелей в том районе, где этот труп обнаружили. И у них нет даже долбаного мотива!
В кармане вибрирует телефон, номер незнакомый.
— Детектив Мун, — коротко бросает Масамунэ, приняв звонок.
— Мун? Мне кажется, что фамилия Араи намного благозвучнее, — мягкий насмешливый голос ввинчивается прямо в мозг, минуя уши, и раздражение исчезает, словно птица, которую спугнул случайный шум. — Здравствуйте, офицер.
— Мэй? — он говорил с ней всего раз, но голос с чарующими обертонами узнаёт мгновенно, — прошу прощения за резкий тон, я…
— Ничего страшного, у нас всех бывают тяжелые дни, — она перебивает, даря возможность не придумывать причину, и Масамунэ чувствует прилив благодарности, — вы оставили номер телефона в сопроводительной карточке, и я звоню поблагодарить. Хризантемы великолепны, спасибо. Это было неожиданно, но все равно очень приятно.
Масамунэ ощущает, как губы против воли растягиваются в идиотской улыбке. Логан поднимает брови и знаками уточняет, кто звонит. Масамунэ машет в ответ, показывая, что это личное, и отворачивается с телефоном возле уха.
— Любые цветы не отражают и сотой доли вашей красоты, Мэй. Это наименьшее, что я мог сделать в знак благодарности за великолепный танец.
В трубке раздается мелодичный смех, который делает окружающий мир ярче и светлее.
— Араи Масамунэ, вам не видно, но я краснею от этих слов. Надеюсь, что смогу однажды сделать что-то еще, что позволит мне заслужить подобный комплимент. Прошу прощения, мне пора бежать. Была рада вас услышать.
Телефон замолкает, и какое-то время Масамунэ смотрит на него, как на вещь необычайной ценности. В чувство его приводит автомобильный гудок.
— Земля вызывает Муни! — Логан ехидно выглядывает из машины, опустив стекло, — ты выиграл миллион баксов? Почему такая дебильная улыбка?
— Заткнись, — Масамунэ садится на пассажирское сидение, — кажется, я влюбился.
========== Глава 8 ==========
***
— Едем вдвоем? Или я сам? — спрашивает Кадзу, накидывая куртку.
— Вдвоем, — коротко отвечает Такао.
С самого начала за все свои поступки он несет ответственность сам. Никто и никогда не обвинит его в том, что он посылает своих людей нести возмездие, а сам отсиживается в безопасности.
Ночная пустыня — лучшее, что могло случиться с югом штатов. Безжизненная прослойка между двумя странами, в которой мелькают редкие путники, приспособившаяся живность и те, кто перешел дорогу не тому человеку. Первые никому не мешают, последним стоит объяснять на их собственном примере, какое наказание может последовать за необдуманными действиями.
В пути Кадзу молчит, и Такао погружается в собственные мысли.
Фернандес сразу пошел на уступки и не возражал, когда его псов сменили ребята Такао. Согласился он и на относительно невысокий процент за доставленные неудобства. Такао предполагал, что в итоге все закончится вмешательством картеля — мексиканская граница критически близка к ним; но он не предполагал, что это случится так скоро.
Дед всю жизнь ненавидит латиносов, и в какой-то степени нелюбовь к ним у Такао взращена с детства. Но люди разные, обстоятельства разные, а испаноговорящие ублюдки раз за разом своими действиями лишь подтверждают правоту деда.
— Далеко? — прерывает тишину Такао.
— Не очень, минут через пятнадцать будем на месте, — коротко отвечает Кадзу.
— Сколько?
— Четверо. Обезглавим всю верхушку.
Такао удовлетворенно кивает. Гонсалес усвоил урок с первого раза, а Фернандес решил поиграть в героя. Но чтобы стать героем, нужна публика. В ночной пустыне, в окружении клана сразу станет понятно, кто герой, а кто зарвавшийся щенок.
Такао собирает волосы в хвост. Вымывать из собственной шевелюры кровь хорошо после честной драки, но сегодня ее не будет. Сегодня будет урок, который должны выучить все остальные.
Когда фары выхватывают из темноты несколько колючих кустарников, Кадзу бросает:
— Три минуты.
Такао кивает и натягивает перчатки.
Они оставляют машину у обочины и дальше идут пешком. Кадзу ориентируется в темноте, как кошка, и Такао просто идет сразу за ним, не боясь споткнуться и свернуть себе шею.
Наконец он слышит приглушенный стон и всхлипы и достает из кармана фонарик. Кадзу коротко свистит, в ответ доносится такой же свист, и метрах в двадцати мелькают фонарики клана.
Фернандес стоит на коленях, и даже в неровном свете фонарей видно, как трудно ему сохранять равновесие. Такао подходит ближе и опускается перед ним на корточки, чтобы заглянуть в лицо.
— Добрый вечер, Энрико, — Такао проявляет вежливость, дефицит которой Фернандес наверняка испытывает в последние несколько часов.
— Такао, — разбитые губы двигаются с трудом, но в глазах Такао замечает непокорность, которое животное проявляет, когда понимает, что его загнали в угол.
— Ведь мы с тобой договаривались, Энрико, — мягко укоряет Такао и поднимается на ноги, — неужели твое слово так мало стоит? Что случилось? В тебе проснулась жадность?
— Картель… — начинает было Фернандес, но Такао перебивает, приподняв его голову.