— В кухне зеленый мрамор, — сказала Магда, выходя из этой комнаты. — О, джакузи на помосте.
— ОК, МакГайвер[25], что теперь? — Спросила я Кристоффа.
Он нахмурился.
— Моя фамилия — фон Хеннилор, а не МакГайвер.
— Это был намек на телевидение и да, я осведомлена, что мы смотрим его слишком много. Идем дальше, что теперь?
— Теперь мы ищем.
— Ищем что? — Спросила Магда, подходя от помоста с Реймондом. — Я готова и хочу впрячься в работу.
— Высматривайте что-то, что имеет отношение к жнецам, — сказал ей Кристофф, когда он поднял трубку телефона и набрал два числа. — Или любые проездные документы. Что-нибудь что сможет дать намек, относительно того, где был Алек в последний раз. Вы двое действуйте на нижнем этаже. Пия и я работаем на верхнем. Мы обратно встретимся здесь, чтобы обыскать этот этаж вместе.
Магда отдала честь. Она и Реймонд направились на нижний этаж, пока я наблюдала за Кристоффом.
— Все?
Он с минуту прислушивался, затем повесил телефонную трубку, качая головой.
— Ничего полезного. Последний звонок, который он сделал отсюда, был Моравскому Совету, предпринятый прежде чем мы отправились в Исландию.
— У него все еще есть его сотовый телефон, да?
— Да. — Он протянул мне руку.
Я взяла ее, позволяя быстро пронестись чуточке счастья, что неизменно следовала за таким жестом, наполняя меня теплом.
— Теперь, когда Реймонд и Магда убрались с дороги, что на самом деле ты надеешься здесь найти.
Он стрельнул в меня притворно раздраженным взглядом.
— Я должен был лучше знать, нежели пытаться обмануть тебя.
— Аминь. Что ты думаешь, мы найдем?
— Я надеюсь, что он оставил после себя дневник жнеца. Обычно, он не брал его с собой, когда путешествовал.
— Что в нем? — Он приостановился за пределами комнаты. Начала водворятся ночь, так что Кристофф включил тонкий фонарик и замерцал им по комнате. Это была неиспользуемая спальня. Он двинулся к следующей.
— Его записи о жнецах. Если он предал нас им, там, в дневнике могут быть кое-какие доказательства. Более того, если нет, там может быть так же доказательство таких намерений. Это его исследования.
Свет был настолько тусклым, что я не могла видеть большую часть комнаты.
— А если он действует как двойной агент, симулируя работу с Фредериком, чтобы снискать его расположение?
Кристофф пересек комнату, чтобы закрыть жалюзи на трех окнах, сопутствующие каким-то тяжелым золотисто-кремовым портьерам.
— Что может быть тоже неким признаком этого, хотя он никогда не упоминал чего-то вроде того при мне. Мы должны без вреда теперь включить свет.
Я щелкнула светом и вдохнула воздух изобилующий мужественностью, интригующей смесью кожи, мебельного воска и слабой, тягучей цитрусовой нотки, той, что я запомнила, как что-то присущее Алеку.
— Ты берешься за письменный стол, — сказал Кристофф, делая знак в его сторону. — Я посмотрю, есть ли что-нибудь полезное в его компьютере.
Он отстранился, сев за маленький компьютерный стол, примостившийся против одного окна.
Я коснулась угла большого красного дерева письменного стола, доминирующего в комнате, пробежав своими пальцами вдоль его атласной поверхности. Это был антикварный письменный стол, не ужасно старый, вероятно сделанный на смене двадцатого века, но предназначенный произвести впечатление его размером и витиеватым убранством. Я легко могла увидеть железнодорожного магната или лесопильного барона сидящего за ним, рявкающего приказы с сигарой меж зубов.
— Мой дедушка пользовался письменным столом вроде этого. Я любила сворачиваться под ним, притворяясь, что это замок. Когда он бывал в хорошем расположении духа, то позволял сидеть за ним и вырезать из бумаги. Я располагала книги вдоль одной стороны, и мой брат должен был проверять их. Я любила тот стол, — задумчиво сказала я, воспоминания засасывали меня.
— Я куплю тебе один похожий позже, но теперь ты должна искать, — ответил Кристофф, его внимание полностью было на экране компьютера перед ним, в то время как руки летали по клавиатуре.
Я медленно села на стул позади стола, мои пальцы ласкали деревянные завитки, обрамлявшие стол, удивляясь, почему я чувствовала странное нежелание открывать ящики.
— Мне не нравиться рыться не больше чем тебе, — сказал Кристофф, адресуя мне невысказанные мысли. — Но если он в опасности, тут может быть что-то, что позволит спасти его. А если нет…
Он перестал говорить, но его мысли были легко различимы.