В спальне Агнес взяла с туалетного столика маникюрные ножницы, достала из своего стенного шкафа красную блузу, изнутри чуть распорола шов под мышкой, дернула, чуть не оторвав рукав.
Из стенного шкафа Джо достала старый синий блейзер, который он теперь практически не надевал. Оторвала подкладку, ножницами изнутри распорола боковой шов.
К куче рванья добавила вязаный кардиган Джо, предварительно отпоров один карман. За кардиганом последовали брюки из грубой материи. Тут она расправилась со швом на заду и практически отпорола один манжет.
Вещам Джо досталось гораздо больше по одной простой причине: легко верилось, что такой здоровяк если и рвал вещи, то по-настоящему.
Спустившись вниз, Агнес вдруг забеспокоилась, что брюки могут вызвать подозрения. Увидев ее, Джо вновь вскочил с кресла. Правда, на этот раз не уронил книгу, но зато споткнулся о скамеечку для ног и чуть не упал.
— Когда ты сцепился с собакой? — спросила Агнес.
— С какой собакой? — в недоумении переспросил Джо.
— Вчера или позавчера?
— С собакой? Не было никакой собаки. Она показала ему растерзанные брюки.
— Тогда кто их так изуродовал?
Он мрачно уставился на брюки. Старые, конечно, но он любил работать в них по дому.
— А-а, та собака.
— Просто чудо, что она тебя не покусала.
— Слава богу, у меня была лопата.
— Ты же не ударил собаку лопатой? — усмехнулась Агнес.
— Разве она не нападала на меня?
— Это же был карликовый колли. Джо нахмурился:
— Я думал, собака была большая.
— Да нет же, дорогой. Маленький Мафин, из соседнего дома. Большая собака разорвала бы и брюки, и тебя. Нам нужна правдоподобная история.
— Мафин — очень милая собачонка.
— Но порода нервная, дорогой. А от нервной породы можно ожидать чего угодно, не так ли?
— Пожалуй, что да.
— Но, вообще-то, Мафин, хоть он и набросился на тебя, собачка хорошая. И что бы подумала о тебе Мария, если бы ты сказал ей, что ударил Мафина лопатой?
— Я же боролся за свою жизнь, не так ли?
— Она подумала бы, что ты очень жесток.
— Я бы не сказал, что стукнул собаку.
Улыбаясь и чуть склонив голову, Агнес ожидала продолжения. Джо, уставившись в пол, переминался с ноги на ногу, потом перевел взгляд на потолок, очень напоминая при этом дрессированного медведя, забывшего следующий номер.
— Я схватил лопату, быстренько вырыл яму, — наконец нашелся Джо, — посадил туда Мафина и забросал по шею землей, чтобы он немного успокоился.
— Так, значит, все было?
— Я буду придерживаться этой версии.
— Ладно, на твое счастье, у Марии очень злобный английский.
— Ты не можешь просто взять у нее деньги?
— Конечно, могу. А потом превращусь в Румпельштильцхена[4] и потребую в уплату одну из ее дочек.
— Мне нравились эти штаны.
— Когда она их зашьет, они будут как новенькие, — ответила Агнес, направившись на кухню.
— А мой серый кардиган? — осведомился Джо. — Что ты сделала с моим кардиганом?
— Если не замолчишь, я брошу его в камин. На кухне Мария ела булочку.
Агнес свалила груду одежды на стул.
Аккуратно вытерев руки бумажной салфеткой, Мария с интересом оглядела одежду. Работала она портнихой в химчистке Брайт-Бич. Поцокала языком, видя оторванные пуговицы и распоротые швы.
— Одежда на Джое так и горит.
— Мужчины, — посочувствовала Мария.
Рико, ее муж, пьяница и картежник, сбежал с другой женщиной, бросив Марию и двоих малолетних дочерей. Без сомнения, отбыл он чистенький и наглаженный.
Мария взяла брюки, брови ее взлетели вверх.
— На него напала собака, — усаживаясь, пояснила Агнес. У Марии округлились глаза.
— Питбуль? Немецкая овчарка?
— Карликовый колли.
— Что это за собака?
— Мафин. Ты знаешь, из соседнего дома.
— Это сделал маленький Мафин?
— Порода очень нервная.
— Que?[5]
— Мафин был не в настроении.
— Que?
Агнес поморщилась. Опять схватка. Не такая и сильная, но промежутки заметно сократились. Она обхватила руками огромный живот и задышала медленно и глубоко, пока боль не ушла.
— Значит, так, — по тону Агнес чувствовалось, что с объяснениями нехарактерной для Мафина агрессивности покончено, — починка этой одежды покроет оплату десяти уроков.
Брови Марии сошлись у переносицы.
— Шести уроков.
— Десяти.
— Шести.
— Девяти.
— Семи.
— Девяти.
— Восьми.
— Договорились, — согласилась Агнес. — А теперь убери деньги, чтобы мы могли начать урок до того, как у меня отойдут воды.
— Вода может отойти? — Мария посмотрела на кран над раковиной. Вздохнула. — Как много я еще должна обучиться.
Глава 7
Облака затягивали послеполуденное солнце, но в просветах небо над Орегоном оставалось сапфировым. Копы, словно вороны, толпились под удлинившейся тенью вышки.
Поскольку стояла она на гребне, по которому проходила граница между территориями штата и округа, большинство слуг закона являлись помощниками шерифа округа, но были и двое полицейских из центрального управления.
Компанию копам составлял приземистый, коротко стриженный мужчина сорока с небольшим лет, в черных брюках и сером, в «селедочную косточку», пиджаке спортивного покроя. Его отличали плоское, как сковорода, лицо и двойной подбородок, первый — слабый, второй — покрупнее, и Младший никак не мог понять, чем вызвано его присутствие. Если бы не родимое пятно цвета портвейна, окружавшее левый глаз, выплескивающееся на переносицу и занимающее половину лба, этот мужчина был бы самым незаметным среди десяти тысяч ничем не выделяющихся людей.
Копы разговаривали друг с другом исключительно шепотом. А может, мысли Младшего не позволяли ему расслышать их разговоры.
Он никак не мог сосредоточиться. Несвязные мысли медленными, ленивыми волнами прокатывались в его мозгу.
В это странное состояние он впал вскоре после того, как, тяжело дыша, добежал до «шеви» и погнал автомобиль в Спрюс-Хиллз, ближайший город. Наверное, его состояние сказывалось на траектории движения автомобиля, потому что черно-белая патрульная машина попыталась прижать его к тротуару и остановить. Но до больницы оставался один квартал, так что он вдавил в пол педаль газа и в визге шин свернул в служебные ворота. Остановился под знаком «Стоянка запрещена», вывалился из «шеви», крича: «Нужна «Скорая помощь»! Пошлите «Скорую помощь»!»
Весь обратный путь к вышке Младшего, примостившегося на переднем сиденье патрульной машины рядом с помощником шерифа, била дрожь. За ними ехала «Скорая помощь» и другие патрульные машины. Когда он пытался отвечать на вопросы копа, его и без того тонкий голос срывался, и ему удавалось лишь вымолвить: «Иисусе, господи Иисусе».
Шоссе нырнуло в уже лежащую в глубокой тени низину, и Младшего пробил холодный пот при виде кровавых отсветов маячков. А от рева сирены (водитель патрульной машины освобождал дорогу кортежу) ему самому хотелось орать, чтобы стравить переполнявшие его ужас, душевную боль, чувство потери.
Крик этот он, однако, подавил, отдавая себе отчет в том, что, начав кричать, еще долго, очень долго не сможет остановиться.
Когда он вылез из душного салона патрульной машины, на гребне холма, по сравнению с полуднем, заметно похолодало. Его покачивало, когда он повел копов и фельдшеров к тому месту, где среди травы и сорняков лежала Наоми. Он спотыкался на камушках, через которые остальные переступали безо всякого труда.
Младший прекрасно понимал: если кто-то и выглядел виноватым после съеденного в раю яблока, так это он. Обильный пот, пробегающая по телу неконтролируемая дрожь, оборонительные нотки в голосе, неспособность выдерживать чужой взгляд в течение даже нескольких секунд… все эти характерные признаки профессионалы не оставляли без внимания. Ему требовалось взять себя в руки, но он никак не мог найти точку опоры.
А теперь вновь шел к телу своей молодой жены.