Выбрать главу

Гончар иронически хмыкнул, но свое мнение о поведении дочери при посторонних людях не высказал.

Наскоро обсудив новость о возвышении дочери до царских чертогов, все уселись вокруг стола. Служанка подала общую миску с ухой, на выскобленной до желтизны доске положила горкой нарезанный ржаной хлеб. Гончар встал и прочитал молитву «Отче наш», все перекрестились. Окончив, он сел, взял со стола свою ложку и первым зачерпнул из миски. За ним, соблюдая очередность, все принялись черпать уху. Ели не спеша, в благоговейном молчании. Чтобы не капнуть на стол, жидкость доносили до рта, подставляя под ложки ломти хлеба. На второе подали пшенную кашу с маслом, последним блюдом был овсяный кисель.

Мне уже случалось участвовать в таких общих чинных застольях. Я, как благовоспитанный гость, черпал после хозяина и хозяйки, перед старшим сыном. Поев, тщательно облизал ложку и положил на стол, черпаком вверх. Перекрестился на красный угол и поблагодарил за хлеб-соль. Судя по реакции хозяев, кажется, никаких ляпсусов не допустил, что было важно для нашего дальнейшего общения.

Спасенная девушка сидела в конце стола возле Маруси. Обе пленницы были одеты в домотканые льняные сарафаны, выкрашенные в синий цвет. После «боярской» одежды, в домашней затрапезе, Маруся казалась серенькой и невзрачной. Однако я уже не сомневался в ее способностях к метаморфозам.

Оказавшись в приличной домашней обстановке, спасенная девушка перестала опасаться за свое драгоценное девичье сокровище и, кажется, поспешила раньше времени расслабиться. Целовальник Никита, стараясь, чтобы никто этого не заметил, буквально ел ее глазами. Мне такие откровенные, жадные, тяжелые взгляды никогда не нравились. Теперь же появилось ощущение, что у парня на глазах сносит башню. Девица и правда была славная: нежная кожа, пушистые ресницы, потупленные глазки, белая шея с голубой жилкой. Что еще нужно, чтобы влюбиться с первого взгляда?!

Мы встретились с Никитой взглядами, там плавали такие муть и жестокость, что мне сделалось не по себе. Никаких счетов у нас с ним не было, мы не обмолвились даже словом, а он уже меня за что-то люто ненавидел. Я первым отвел глаза, чтобы не нарваться на немедленную разборку.

Обед кончился. Домочадцы, гости, работники дружно встали из-за стола. Нужно было прощаться с гостеприимными хозяевами, но я не знал, как поступить с пленницей. Оставлять ее в Гончарной слободе я боялся. Если целовальник окончательно сбрендит, то девице придется завтра утром идти топиться. Он ночью своего шанса никак не упустит.

— Спасибо, за хлеб, за соль, за хороший прием, — чинно поблагодарил я стариков, — однако пора и честь знать.

— Может, гость дорогой, до ужина останешься, — предложил хозяин — Мы хорошим гостям всегда рады.

— Спасибо, не могу, мне еще девушку надо домой доставить, путь не близкий, — как о решенном деле, объявил я.

Никита, не сдержавшись, ругнулся.

— Ты это чего? — удивленно спросил отец.

— Куда ж Дарье-то с чужим человеком на ночь глядя ехать, пусть у нас до завтра погостит, — стараясь говорить ровно и твердо, сказал он отцу.

— Какая ж теперь ночь, — удивился отец, — когда мы только что отобедали?

— Все едино, негоже девке ездить с чужим человеком мало ли до греха...

— А тебе-то что за дело? Какой же он ей чужой, когда из неволи выкупил! Ему с ее родителей отступные нужно взять, если, конечно, они заплатят.

На такие резоны целовальнику ответить было нечего, и он только заскрипел зубами Я, чтобы не обострять конфликт, вышел во двор, взнуздал донца и вернулся за девушкой. Пока меня не было, сын что-то сумел втолковать родителю, и тот, пряча глаза, попросил:

— Может, и правда оставишь у нас девку, а мы завтра по холодку ее отвезем родителям.

— Не оставлю, — начиная раздражаться, коротко ответил я, — Она и так достаточно натерпелась, пускай едет домой.

— Так-то оно так, да вдруг с ней что по дороге случится, — с сомнением проговорил гончар.

— Тогда пусть со мной ваш Федор едет, если что, присмотрит и мне поможет.

Против такого варианта возразить было нечего. Однако целовальник еще попытался решить дело в свою пользу:

— А если я твои отступные верну? Оставишь? Это будет по-честному!

— Ты лучше зашли к ее родителям сватов, тогда и будет все честно.

Никита хотел что-то ответить, но поперхнулся словами, а я, больше не обращая на него внимания, позвал девушку:

— Пойдем, Дарья, нам пора.

Мне показалось, что, несмотря на молодость и наивность, она и сама начала понимать, что здесь происходит что-то неправильное, и быстро вышла из избы во двор.

Я пошел следом, «прикрывая тыл».

— Ну, смотри, лекарь, попомнишь еще меня, — прошептал в спину целовальник.

О том, что с нами должен ехать Федор, все забыли. Я, ругая себя последними словами за то, что поссорился с семейством гончара, сел в седло и помог девушке забраться на круп лошади. Провожать нас вышла только Маруся. Она, как ни странно, улыбалась во весь рот.

— Хорошо ты Никитке хвоста-то прижал! — похвалила она, когда мы были уже в воротах усадьбы — Совсем он власть над семьей взял, сам отец ему перечить боится. Когда меня с царевной сведешь?

— Приходи завтра с утра на старое место, постараюсь все устроить.

— Хорошо, буду. А ты прямиком-то на Поганые пруды не езжай. Обходом норови. А то, гляди, наш целовальник тебя по пути перехватит. Больно ему Дашка-то приглянулась. Не любит мой брат от своего отступаться!

Я кивнул и тронул поводья. Застоявшийся донец с места пошел широкой рысью. Ни о каких маневрах на дорогах не могло быть и речи, я даже примерно не знал, где находятся неведомые мне Поганые пруды.

— Ты знаешь отсюда дорогу домой? — спросил я девушку, когда мы выехали за пределы Гончарной слободы.

— Нет, — ответила она.

— А где ваши пруды находятся?

— Недалеко от Маросейки и Мясницкой.

Только теперь я понял, что она говорит о Чистых прудах. Пока их не почистили в восемнадцатом веке, они действительно назывались Погаными или Грязными.

— Понятно, теперь держись за меня крепко, поедем с ветерком!

Я пришпорил коня, и он легко взял в галоп. Мне даже в голову не пришло, что Никита сможет нас догнать. Не таким конем был мой донец, чтобы позволить равняться с собой по мощи и скорости заурядным слободским конягам. Мы быстро миновали слободы и пустыри, въехали в городские улицы. Я по-прежнему путался в хитросплетении московских переулков и тупиков, ориентировался исключительно по азимуту.

Спутница безропотно терпела тряску, тесно прижавшись к спине. Только когда начали попадаться знакомые ей ориентиры, кажется, окончательно поверила, что ей не хотят зла, и даже подала голос:

— А Маруся тебе кем приходится?

— Знакомой, — обобщенно ответил я.

— Федор ее жених? — задала она следующий вопрос.

— Жених. Что, он тебе тоже приглянулся?

Дарья не ответила, спросила другое:

— А почему ты ее спасал?

— Это долгая история, так сразу не расскажешь. Ее из-за меня похитили, вот и пришлось...

— А она тебе нравится?

— Нет, не нравится, тем более, у меня есть другая.

Девушка какое-то время молчала, потом вдруг спросила:

— А Никита, он что?

— Он в тебя влюбился, только мне кажется, что он плохой человек. Если вдруг у вас появится, тебе его нужно опасаться.

Говорить на ходу было неудобно, мне приходилось поворачиваться в ее сторону, чтобы ветром не относило слова.

— А почему, — опять заговорила Дарья, но я ее перебил:

— Давай потом поговорим, когда доедем.

— Потом не получится, — ответила она, но замолчала.

Снова заговаривать пришлось уже мне:

— Ты теперь знаешь, куда ехать?

— Поезжай пока прямо, я укажу, куда сворачивать.

Действительно, оказалось, что мы уже почти добрались до цели. После двух поворотов доехали до ее дома. Дух здесь был такой тяжелый, что пришлось зажать нос. Потому, не сходя с коня, я постучал в ворота. Они быстро, как будто нас здесь ждали, распахнулись, На улицу выскочила простоволосая женщина с красным, распухшим лицом. Сначала испуганно посмотрела на меня, вдруг заметила за моей спиной Дашу и неожиданно зашлась пронзительным криком. Тотчас прибежала куча людей Дашу буквально сняли с крупа моего донца и на руках понесли во двор. Теперь оттуда доносились крики, а я остался один на улице Все произошло так быстро, что мы даже не успели проститься. Впрочем, мне подумалось, что это и к лучшему, долгие проводы — лишние слезы. Я в ее глазах был спасителем, а много ли нужно в таком юном возрасте для романтического увлечения. Чтобы не оставлять себе соблазна покрасоваться в роли скромного бескорыстного героя, да заодно отирать слезы благодарности с нежной девичьей щечки, я пришпорил коня и поскакал в сторону Кремля.