— Хочешь посмотреть на себя в зеркало? — спросил я парня.
— Куда посмотреть? — не понял он.
С зеркалами на Руси пока еще была напряженка.
— Есть такая царская забава, — объяснил я. — Вроде как вода, только стеклянная.
Зеркала того времени готовились на металлической фольге, преимущественно свинцовой, стекло же употреблялось исключительно дутое, так как еще не знали других способов приготовления листового стекла. Большими размерами зеркала не отличались, так как листовое дутое стекло не могли отливать более полутора метров в стороне квадрата.
Однако и такое небольшое по размерам чудо вызвало у гостей настоящий культурный шок.
Второй шок случился, когда царь Федор вернулся в светлицу, одетый в платье Федора. Переодетый в государя слобожанин так испугался, что его могут в чем-то обвинить, снова едва не пал перед царем-оборванцем ниц.
Мне все это представление быстро прискучило, и я поторопил законного монарха. Он и сам с нетерпением ждал начала приключения, самолично обвязал для маскировки щеку платком, надвинул на глаза шапку, и мы очертя голову бросились в бурное неизведанное море. Пока что оно простиралось возле царского двора и его кремлевских окрестностей. Мы беспрепятственно вышли из покоев и спустились с парадного крыльца на мостовую, где нас ожидал мой верный оруженосец. Федора в новом обличье никто не узнал. Забавно было наблюдать, как привыкший к помпе и всеобщему вниманию паренек идет без посторонней помощи по дороге, бросая косые взгляды на встречных, не обращающих на него никакого внимания.
— Вот тебе и вариант принца и нищего, — подумал я, наблюдая за его неловкими для холопа действиями. Царь пошел впереди меня посередине дороги, не уступая дорогу знатным, богато одетым людям.
— Федя, — по-свойски, окликнул я его, — ты кто такой?
Царь дернулся и посмотрел на меня удивленным до негодования взором.
— Ты шутишь?! — громко спросил он, так что на него сразу оглянулось несколько прохожих. — Сам, что ли, не знаешь?!
— Я-то знаю, а вот встречный боярин не знает и велит свом слугам отколотить тебя за дерзость палками. Что бы ты сам сделал, если бы встречный холоп не уступил тебе дорогу?
Царь смутился и перешел с середины дощатого тротуара к краю.
— Иди лучше за мной, — посоветовал я, — все-таки сейчас ты мой холоп, а не я твой.
Федор засмеялся и послушно пристроился следом за мной. Так мы и вышли на Красную площадь: впереди я, за мной царь, замыкал шествие ничего и не понимающий Ваня Кнут.
— Федя, — спросил он царя, когда мы остановились на распутье, выбирая, куда идти дальше, — ты теперь тоже будешь Алексею Григорьевичу служить?
— Буду, — пообещал Федор Борисович, — а ты кто таков, холоп или смерд?
— Был холопом у бояр Морозовых, — ответил мальчик, — а теперь состою при Алексее Григорьевиче.
— Хочешь стать кравчим? — непонятно зачем спросил государь.
— Не-а, мы больше по крестьянскому делу, а теперь еще и при лошадях. А ты самого царя видел?
— Видел.
— И как он из себя, грозен ликом? Хоть бы одним глазком на него поглядеть!
— Нет, не грозен, — он подумал и дал сам себе характеристику, — наоборот, мудр, добр и милостив, Пошли, что ли, в баню, — далее предложил Федор, у которого круг развлечений был весьма ограничен.
— Зачем нам баня. Сначала сходим в кабак на Сенной площади, поиграем в зернь, у меня там есть знакомые. После кабака потолкаемся среди людей на рынках, послушаем, о чем говорят народ, посмотрим петушиные бои, а потом можно будет сходить и в баню.
— Зачем нам идти в кабак?
— А где ты еще сможешь услышать истинный глас народа? Слышал пословицу, что у трезвого на уме, у пьяного на языке.
— Если так, тогда пойдемте. Только где ж пьяным взяться, еще батюшка запретил в кабаках хмельное подавать!
— Ты только это в кабаке не скажи! И вообще, старайся меньше говорить, больше слушать. Если меня все принимают за чужестранца, то тебя точно посчитают за соглядатая или юродивого. И еще, когда твоего отца будут ругать, а Самозванца хвалить, молчи, а то оторвут голову и скажут, что так и было!
Федор только хмыкнул, но возражать не стал. Мы спустились по мосту через ров в город, тут сразу же начиналось торжище, и было многолюдно: сновали торговцы, кричали зазывалы, цеплялись за одежду нищие и увечные, непотребные девки приставали со своими нескромными предложениями, юродивые собирали вокруг себя группки поклонников и жадных до откровений и предсказаний горожан, монахи просили деньги на монастыри. Короче говоря, базар как базар.
— Ну, как тебе нравится, — поинтересовался я у даря.
— Это что такое? — спросил он, с неподдельным испугом глядя на клокочущее человеческое море.
— Рынок, торговые ряды, — объяснил я, — а люди — твои подданные.
— Откуда здесь столько народа?
— Москва — большой город, ты, что никогда из Кремля не выходил?
— Выходил, в праздники и так, но такого не видел!
— Раньше ты появлялся здесь как царевич или царь, и все на тебя смотрели, а теперь, как обычный человек. Вот люди и занимаются своими повседневными делами, а не любуются на государя.
— Где государь? — заволновался Кнут.
— Во дворце, на золотом троне сидит! — успокоил я парнишку.
— А пошли, посмотрим, может он во двор выйдет! — умоляюще попросил он. — Ужас как на самого царя поглядеть хочется!
— Успеешь еще наглядеться, — пообещал я, — давайте выбираться отсюда.
Мы начали протискиваться сквозь веселую толпу в сторону будущего исторического музея, но тут на моего монарха накинулся юродивый:
— Вижу, вижу, кто ты! Не за того себя выдаешь! — закричал он и упер перстом в обвязанное платком царское чело.
Федор попятился и попытался спрятаться за мою спину.
Однако тот не отступал и принялся приплясывать на месте, строить гримасы и размахивать руками. На него пока никто не обращал внимания, только юный Царь смотрел, завороженно, остановившимся взглядом. Таких придурков на площади было множество, все они старались к кому-нибудь прицепиться и всласть попророчествовать, причем не всегда бескорыстно.
— Вижу, ждет тебя смерть лютая, — кричал между тем юродивый, — знаю твою судьбу горькую!
Юродивый использовал почти безотказную методику запугивания клиента предсказанием несчастий и гибели, но Федор этого не знал, к тому же который день находился в подвешенном состоянии и испугался по-настоящему.
— Иди, иди с Богом, — сказал я и сунул святому нищему серебряную монетку.
Подаяние юродивый принял, но от нас не отстал, продолжал кликушествовать:
— Вижу твой венец терновый, гибель страшную! Весь ты в крови невинно пролитой, проклятье предков падет на твою голову!
Это заявление мне показалось значительно ближе к истине. Приличными предками царю Федору похвастаться было трудно. Честно говоря, я уже сам немного струхнул. Слишком точно юродивый выбрал из толпы ничем не приметного парня, по виду обычного и небогатого. Я, как человек не религиозный, никаким пророкам не верил, тем более, площадным сумасшедшим.
Впрочем, среди них попадались весьма незаурядные люди, принимавшие на себя из любви к Богу и ближним один из подвигов христианского благочестия — юродство во Христе. Они не только добровольно отказывались от удобств и благ жизни земной, от выгод жизни общественной, от родства самого близкого и кровного, но принимали на себя вид безумного человека, не знающего ни приличия, ни чувства стыда, дозволяющего себе иногда соблазнительные действия. Эти подвижники не стеснялись говорить правду в глаза сильным мира сего, обличали людей несправедливых и забывающих правду Божию, радовали и утешали людей благочестивых и богобоязненных.
Древнерусское общество много страдало от неправды, корыстолюбия, эгоизма, личного произвола, от притеснения и угнетения бедных и слабых богатыми и сильными. При таких обстоятельствах печальниками русского народа являлись иногда «Христа ради» именно юродивые. Общеизвестно смелое обличение Иоанна Грозного псковским юродивым Николой Сало-сом. Василий Блаженный нередко обличал Грозного Иоанна; блаженный Иоанн Московский беспощадно обвинял Бориса Годунова за участие в убийстве царевича Димитрия.