ГЛАВА ВОСЬМАЯ
1
Не всему, что Вита писала, Арсений верил, зная, она умело и нахально обманывала его. Авантюрная струнка в ее характере была хорошо знакома ему. Она могла не мигая, «честно» смотреть ему в глаза и говорить неправду. Но когда он прочел о ее самоубийстве, понял, к какому рубикону отчаяния она приблизилась на крыльях мнимой славы. Чтобы человек наложил на себя руки, с его психикой должно произойти что-то такое, от чего умирает душа. А если умирает душа, то телом такой человек уже не дорожит, оно для него, опустошенное, является только вместилищем боли, страдания, от которых хочется во что бы то ни стало избавиться…
Парадокс, но Арсений уже третий раз хоронил Виту. Впервые это было, когда она заболела и врачи не могли установить диагноз, она ничего не могла есть, таяла на глазах. Привез ее в больницу, санитарки повели ее под руки — она сама не могла уже идти, так ослабела. Он сидел в приемном покое, ждал, что скажет врач. Но врач к нему не вышел, явилась санитарка, велела идти домой: пока сделают анализы, пока решат на консилиуме, что с ней делать, пройдет часа два или три. Он забрал узелок с Витиной одеждой, вышел. На душе было такое чувство, будто он возвращается с похорон. Но Вита же не умерла, она еще жива; возможно, ее спасут. И ее, сделав сложную операцию, спасли.
Второй раз он хоронил ее, когда она — победно-счастливая! — улетела в Америку! Думал, что никогда уже не встретится с ней. А мир оказался тесным: их жизненные тропки — уже на другом материке Земли! — переплелись.
Сейчас он хоронит ее в третий раз. Если даже ее спасут, это все равно похороны, ведь спасенный самоубийца, казалось Арсению, это человек, у которого жива только плоть, а душа мертва.
Эти три Витины смерти за три года, чувствовал Арсений, умертвили что-то и в его душе. И то ощущение смерти, что отложилось в душе навеки после того, как похоронил отца и мать, словно сомкнулось с этим ощущением от Витиного самоубийства, все заполонило в нем. Он чувствовал себя больным. О чем бы ни думал, а перед мысленным взором стояло одно видение. От этого видения мысли в голове путались, ему трудно было ответить на самый простой вопрос. Хотелось то сидеть одному в комнате, то поехать куда-нибудь, развеять в пути черные мысли, чувства, нависавшие свинцовой тучей. Это заметили те, с кем он работал, они особенно внимательно — и словно бы даже сочувственно! — относились к нему в последние дни, хотя никто и словом не обмолвился о самоубийстве его бывшей жены. А перед выступлением министра на Генеральной Ассамблее ООН в комнату Арсения вошел Костя.
— Арсений Андреевич, есть случай побывать в Вашингтоне. Министр сказал, что вы хотели бы посмотреть столицу Америки, я еду в посольство и, если согласитесь, могу взять вас с собой. Дело в том, что вам осталось работать здесь всего две недели. Мы уже обращались в госдепартамент, просили разрешить делегатам экскурсионную поездку в Вашингтон. Боюсь, что до вашего отъезда мы так и не получим разрешения.
— Я с радостью! — оживился Арсений. — Но ведь завтра выступает министр.
— Ничего! Текст его речи вы прочитали. А в том, что все, кто отстаивает мир на планете, с воодушевлением встретят выступление нашего министра, — у нас нет сомнений! Выезжаем рано, в шесть часов. Ночевать будем на даче нашего посольства. А во второй половине дня двинемся назад, чтоб к ночи быть дома. Так я доложу министру, что вы согласны?
— Мало того! — ответил Арсений, повеселев. — Скажите, что я очень благодарен ему.
Будильник поднял Арсения в пять утра. За окном было еще темно, а на улице стоял такой же неутихающий гул машин, как и днем: ньюйоркцы спешили зарабатывать доллары, множить свои капиталы. Ровно в шесть, как и сказал Костя, машина тронулась в путь. Ехали вдвоем. За рулем сидел — как всегда, хмурый, молчаливый — Вадим. Умостившись на заднем сиденье, Костя охотно начал рассказывать, где они побывают в Вашингтоне. Покружив по освещенным улицам Нью-Йорка, машина нырнула в туннель.
— Проезжаем под рекой, — прервав рассказ о Вашингтоне, пояснил Костя. — За плату. Пока доедем до столицы, несколько долларов отдадим. Скорость, как видите, и они ограничили: пятьдесят пять миль, то есть около девяноста километров. За движением на трассе следят радары. Где они стоят, бог их знает, но если кто-нибудь значительно превысит скорость, на первом же перекрестке его уже ждет полиция. Штраф обеспечен, плати, радар не ошибается: он засек именно твою машину! Поэтому видите, как все придерживаются установленной скорости. Э-э, американца не так просто заставить понапрасну выкинуть несколько долларов! Он знает им цену!