— Пассажиров, вылетающих в Москву, прошу пройти на посадку! — войдя в зал, произнесла женщина, с которой разговаривал Арсений.
Пассажиров было около тридцати человек. «Маловато для такого лайнера», — подумал Арсений, оглядев своих спутников. Его место было в первом салоне. Вошел сюда еще один пожилой человек — по-видимому, канадец: он разговаривал со стюардессой по-французски. Значит, в салоне всего два пассажира. Но международные рейсы, наверное, не отменяются, хотя и мало летит людей, тем более в сложившейся ситуации. Но почему так долго самолет не трогается с места? И хмурые стюардессы беспокойно суетятся. Что-то, должно быть, случилось. Действительно, стюардесса, смущенно улыбаясь, попросила всех выйти, так как самолет задержится, возможно надолго, из-за технических неполадок. «Ну не полег, а бег с препятствиями», — подумал Арсений, тяжело вздохнув. Так, казалось, близко был от Москвы — и снова сидел в Монреале, в той же комнате для пассажиров, откуда недавно вышел. Спросил женщину, что случилось, она, пряча глаза, ответила, что не знает. Как долго придется ждать? Тоже не знает.
— Отдыхайте, на посадку мы вас пригласим!
И врагам своим не пожелал бы Арсений такого отдыха! Попросил кофе. Пил и думал: «Что могло случиться с самолетом?»
Прошло полчаса, час. Наконец снова объявили посадку. Арсений видел, как неохотно шли пассажиры, как хмуро занимали места. Вот самолет тронулся с места, теперь уже все: либо через восемь часов будет в Москве, либо никогда ее не увидит…
Самолет поднялся в воздух, набрал высоту. Появилась стюардесса, толкая перед собой столик на колесах с бутылками и закусками. Остановилась возле Арсения, приветливо улыбнувшись, спросила, что он будет есть и пить. «Жизнь продолжается», — невольно улыбнулся Арсений. Попросил бутерброд с красной икрой и бутылку минеральной воды. Помедлив, взял рюмку коньяка с мыслью: не на своих ли поминках пью? Но самолет, равномерно погромыхивая турбинами, спокойно преодолевал скованный морозом — за бортом было минус пятьдесят два градуса! — воздушный океан где-то уже, видимо, над Атлантикой. Коньяк разогрел. За окном самолета был густой — словно бы космический! — мрак, ибо мчались навстречу солнцу, и Арсений не заметил, как уснул. Разбудил его голос стюардессы. Она объявила по радио:
— Пролетаем над Стокгольмом!
«Совсем уже недалеко до Москвы», — обрадовался Арсений. Подумав о том, что в Москве надо бросить в почтовый ящик целую стопку писем, вспомнил и о Витином письме. Вынул из кармана конверт, разрезал его тем ножичком, который пришлось доставать из кармана при проверке в Белом доме, начал читать:
«Саня! Дорогой мой! Всем, что было святого и светлого между нами, прошу тебя: помоги мне вырваться из этого безумного ада, который мои враги называют больницей! Если я останусь здесь хоть на несколько дней, я тоже сойду с ума, как сошли все те, кого держат здесь, точно преступников в тюрьме.
Я хотела заснуть навсегда, так как не могла больше прозябать в каменных зубах чудовища, которое называют Нью-Йорком. Но меня разбудили мои враги, которые все время меня преследовали, принуждали писать всякие пасквили на свой народ. А я не могу. Хватит того, что я сама себе изменила. Я за это хотела заплатить жизнью! Они мне и этого не разрешили сделать. Я ничего не хочу: ни славы их, ни их богатства. Хочу одного: вернуться домой! Обнять моего несчастного Алешу…
Они забрали мою записную книжку, из которой я посылала тебе вырезки. Узнали, что я хочу вернуться домой и написать о них правду! Они боятся этого, потому и держат меня здесь, будто бы вылечить хотят. А я от их лекарств теряю разум, теряю волю, теряю душу. Я все время живу как во сне, мои мысли путаются, мои чувства улавливают только боль души. Ужас! Я на грани сумасшествия!
Послала тебе уже несколько писем, но они, видимо, перехватили их, ты мне не ответил. Это письмо передаст тебе санитарка. Тоже иммигрантка, ее тоже держали здесь и травили, пока не добились своего: она присягнула, что не вернется домой. Только она одна сочувствует мне. Я отдала ей золотой перстень, чтобы она передала тебе в руки это письмо. Скорее, скорее освободи меня из этой страшной тюрьмы! Целую. Вита.
Р. S. Вчера ко мне приходила мама. Почему ты не приходишь? Почему не приводишь Алешу?»
К ней вчера приходила мама?!
По радио что-то объявили, но у него в ушах так звенело, что он слышал только голос, но не смог разобрать, что сказала стюардесса. Видимо, самолет пошел на посадку, потому что на табло появились слова: пристегнуть ремни, не курить. Арсений хотел спрятать письмо в боковой карман пиджака, но не хотел класть его к сердцу, оно и так напряженно стучало. Открыл портфель и бросил в него письмо. Поставил портфель на место, пристегнул ремни — и в ту же минуту ощутил удар. Еще один — и с бешеным ревом турбин, с грохотом и свистом самолет прошел первые метры по земле. Все. Он в Москве. Завтра будет в Киеве…