— Помоги встать, а то тело такое тяжелое, будто свинцовое.
Рука Виты была холодно-влажной, бессильной. Арсений перехватил руку выше кисти, так как пальцы были точно неживые, потянул к себе, а когда Витины плечи оторвались от подушки, подсунул под них руку и помог жене сесть. Ее тело и правда было тяжелое, бессильно-вялое.
— Ох… — застонала Вита, опершись на спинку дивана. — Такое впечатление, словно голова распухла и вот тут, — она показала рукой на темя, — под черепом, образовалась полная горячего воздуха пустота. Не начало ли это безумия? А значит, духовной смерти?
— Может, врача вызвать? — обеспокоенно спросил Арсений.
— Не надо! Я и без помощи врача помру…
2
У Виты так подскочило давление, что она неделю ходила по квартире держась за стены, как пьяная. Глотала таблетки, прописанные врачом, пила кофе, который тот же врач ей запретил. Без кофе, как говорила, не могла жить. И это было верно, потому что, кроме кофе, она ничего не пила и не ела. Похудела за неделю так, будто несколько месяцев болела, всегда лучистые глаза ее потускнели, под ними залегли черные тени, лицо стало болезненно бледным. И только губы, как обычно, были ярко накрашены. С Арсением почти не говорила, ничего не просила и только коротко, сухо отвечала на его вопросы. Перечитывала своих любимых авторов: Хемингуэя, Маркеса, Сент-Экзюпери. Возле томиков этих авторов лежали ее блокнот и карандаш. Прежде она, написав что-либо, спешила прочитать Арсению — не терпелось услышать его мнение. Теперь же из этого блокнота — хотя карандаш торчал уже в середине — она Арсению ничего не читала. Почему? Пишет что-то такое, что, знает, ему не понравится? Или решила никогда и ничего ему не читать? Это обидно, ведь если записать все их разговоры, которые они вели раньше, так большая часть их — это чтение и обсуждение ее произведений. «Такого критика, как ты, — говорила Вита, — мне не найти. После разговора с тобой хочется глубже окунуться в материал, еще внимательнее проследить все внутренние пружины произведения».
Как-то вернувшись с работы, Арсений увидел на вешалке чужой мужской плащ. Прислушался, не закрывая двери. Из комнаты долетал Витин голос: она что-то читала. «Мне не показывает, а кому-то читает», — мелькнула ревнивая мысль. И кто же это такой? Арсений намеренно громко Стукнул дверью, прикрыв ее. Витин голос оборвался на полуслове. Настала минутная тишина, потом донесся веселый смех. И мужской голос:
— Гениально! Сильнее «Рубикона»!
Раздевшись, Арсений не спешил заходить к ним, хотя и хотелось глянуть, кто там сидит. До сих пор никто из мужчин не приходил к Вите, когда его, Арсения, не было дома. Послышался веселый Витин голос:
— Саня, это ты?
«О, как встречает!» — удивился Арсений, давно уже Вита так ласково не обращалась к нему. Обычно, когда она сердилась, называла его полным именем. Да еще и с ударением на «ар», придавая тем самым его имени архихолодное официальное звучание. Он, случалось, тоже прибегал к официальной форме и называл ее — Виолетта, зная, что она своего полного имени не любит. Слышал даже, как она укоряла мать: «И кто вам посоветовал так меня назвать?» Мать, виновато моргая глазами, уверяла, что ей тоже не нравилось это имя, но отец студентом был влюблен в какую-то Виолетту и потому так назвал…
— Это ты, Саня? — снова крикнула Вита, поскольку Арсений долго не отвечал.
— Я! — отозвался наконец он, не зная, как поступить: идти в свою комнату или к Вите.
— У нас гость! — крикнула так же весело Вита. — Иди сюда!
Дверь комнаты была открыта. Арсений уже из коридора увидел того, кто там сидел, и невольно нахмурился: это был кинорежиссер Мирослав Марчук, Арсений знал его (лично знакомы они не были) как человека, который был очень уж высокого мнения о себе. Выступая на собраниях, этот режиссер, рисуясь, всегда говорил так, будто один он ставит гениальные фильмы, а все остальные — бездари. Высшим образцом для этого «гения» были американские боевики, которым он стремился подражать. Это эпигонство кончилось тем, что его фильмы, прокрутив в нескольких кинотеатрах, клали на полку, потому что зрителей в зале не было. Марчук в этих случаях со своим неизменным высокомерием говорил: «Серая масса не доросла до моих шедевров. Наступит время, меня поймут».
— Вы знакомы? — спросила Вита, увидев, что Арсений узнал гостя.
— Почти, — ответил Арсений, пожимая вялую руку Марчука. — Видел ваши фильмы.
— Читал ваши памфлеты, — Марчук спрятал руку за спину, потому что Арсений так пожал ее, что пальцы слиплись. — Особенно мне понравились ваши репортажи о поездках за границу. Я даже подумал: как жаль, что с вами не было оператора. Прекрасные были бы фильмы!