Шейла Локхарт проживала в новом шестнадцатиэтажном кондоминиуме под названием «Сандаловый ветер». Он был выстроен на южном берегу Шуршащего рифа, неподалеку от общественного пляжа. День был влажным и жарким, волны неустанно накатывались на берег, и на гребнях волн мелькали белые барашки пены. Терпеть не могу выходить в море в такую зыбь.
Я припарковал «акуру» в ряду, над которым висела табличка «Для посетителей», потом отыскал здание, именуемое «Закат», и поднялся на лифте на четырнадцатый этаж. Шейла жила в квартире 14-С. Я позвонил перед выездом, и договорился, что она будет ждать меня. Я позвонил в дверь. Подождал. Позвонил еще раз. Подождал. Наконец, дверь отворилась.
Шейле Локхарт было отнюдь не двадцать один год, как заявил Диас, и даже не тридцать. Возможно, Диас просто хотел сообщить, что она совершеннолетняя. Кроме того, Бобби сказал, что Шейла — свободная белая женщина. Хотя я никоим образом не собирался подвергать сомнению ее свободу, назвать Шейлу Локхарт белой нельзя было ни с какой натяжкой.
Видимо, это Диас тоже ввернул для красного словца. В общем, Шейла Локхарт оказалась очень красивой негритянкой лет сорока, одетой в белые шорты и белый топ на бретельках. В длинные черные мелко вьющиеся волосы были вплетены яркие бусины. Из глубины квартиры потянуло холодком.
— Входите, не напускайте жару, — сказала она.
Белой Шейла, несомненно, не являлась, но и назвать ее черной в точном смысле этого слова тоже было нельзя. У нее была кожа цвета темного янтаря и серовато-зеленые глаза, которые часто встречаются у жителей Карибского бассейна — результат многовекового скрещивания белых, негров и индейцев. Я прошел следом за хозяйкой в длинную гостиную, протянувшуюся от входной двери до застекленной лоджии, выходящей на Мексиканский залив. Раздвижная стеклянная дверь сейчас была закрыта, потому что в комнате работал кондиционер. С одной стороны от гостиной располагалась кухня, рядом видна была закрытая дверь.
Должно быть, спальня. Да, неплохая квартирка. Верхний этаж и отличный вид на море.
— Во что там Бобби вляпался на этот раз? — поинтересовалась Шейла.
— Насколько мне известно, ни во что.
— Тогда почему ему вдруг потребовалось алиби?
Не прерывая разговора, она заглянула на кухню и тут же вернулась с подносом, на котором стоял кувшин с холодным чаем и два высоких бокала с кубиками льда. Наши взгляды встретились. При разговоре по телефону я не говорил, что мне нужно подтверждение рассказа Бобби о том, где он провел ночь с двенадцатого на тринадцатое сентября. Все, что я мог предположить, — что Шейла позвонила Бобби и сообщила, что я собираюсь к ней приехать, а он попросил ее подтвердить, что он действительно был у нее.
— Вам чаю? — спросила Шейла.
— Да, пожалуйста.
Она отвела взгляд и стала разливать чай. Кубики льда зашипели и всплыли. Шейла поставила кувшин, села напротив меня, в глубокое белое кожаное кресло. Я уселся на диван с поролоновыми подушками, накрытый синим льняным покрывалом. Мы взяли бокалы, сделали по несколько глотков.
— А почему вы решили, что мистеру Диасу нужно алиби? — спросил я.
— Мне так показалось, — с улыбкой ответила Шейла.
— А вы действительно можете обеспечить ему алиби?
— В зависимости от обстоятельств.
— А если речь идет об убийстве?
— Я не стану покрывать никого, если речь идет об убийстве. Вне зависимости от того, насколько близко мы знакомы с этим человеком.
— И насколько хорошо вы знакомы с Бобби?
Шейла пожала плечами.
— А все-таки?
— Мы встречаемся то там, то тут уже месяцев пять.
— То там, то тут?
— Иногда он приходит ко мне, иногда я к нему. Мы не живем вместе, если вас это интересует.
— Мистер Диас сказал мне, что ту ночь, когда был убит Бретт Толанд, он провел с вами. Это правда?
— Да.
— Вы помните, во что он был одет?
— В смысле — когда пришел сюда?
— Да.
— Во что-то черное. Или темно-темно синее. Брюки, рубашка с длинным рукавом. Наощупь вроде бы шелковая.
— У него была шляпа?
— Нет.
— А плащ?
— Плащ? Нет.
— Во сколько он пришел к вам?
— В семь часов. Мы вместе сходили поужинали, потом вернулись.
— Сколько он здесь пробыл?
— Всю ночь.
— И ушел на следующее утро?
— Да.
— В той же самой одежде?
— Да. Он не держит у меня своих вещей.
— Во сколько это было? В смысле, во сколько он ушел?
— Около половины девятого. Мы оба пошли на работу.
— Кем вы работаете, мисс Локхарт?
— Я дипломированная медсестра.