Над буйным тропическим садом повисла тишина сумерек. Я прошел по дорожке к парадному входу. Где-то подала голос птица-кардинал. Быстро темнело. Я позвонил в звонок. Под звонком была прикреплена скромная медная дощечка с изящно выгравированной надписью «ТОЛАНД».
Птица-кардинал умолкла. Небо над заливом стало разных оттенков фиолетового, темно-синего, иссиня-черного и черного. Зажглась первая звезда.
— Кто там? — донесся из-за двери голос Этты.
— Мэттью Хоуп. Можно мне войти?
На мгновение Этта заколебалась, потом я услышал:
— Это допустимо?
— Полагаю, да.
— Одну минуту.
Тишина.
Наконец, дверь открылась.
Этта Толанд была одета в заляпаный глиной синий халат, из-под которого выглядывали джинсы. Ее блестящие черные волосы были собраны на затылке и перевязаны красной лентой. В руках Этта держала полотенце.
Открыв дверь, она принялась вытирать левую руку. Ходили слухи, что она увлекается лепкой. Впрочем, в Калузе в кого ни плюнь, попадешь то в скульптора, то в художника, то в драматурга, то…
— В чем дело, мистер Хоуп?
— Прошу прощения, если я вам поме…
— Помешали.
— Можно мне войти?
— Зачем?
— Нам нужно поговорить.
— Я уверена, что это недопустимо.
Темные глаза были полны гнева и подозрения. Этта стояла у двери, вскинув голову, расправив плечи и загораживая проход.
— Я могу вернуться с ордером на взятие показаний под присягой, — сказал я.
— Вероятно, вам так и следует поступить.
— Я бы предпочел, чтобы мы поговорили неофициально.
— Ладно, — сдалась Этта. — Входите.
Я вошел в прихожую. Этта заперла входную дверь. Я оказался в выложенном кафелем холле, который казался продолжением сада. Повсюду в кадках стояли цветущие кусты и деревья. Многие были выше меня, а некоторые расползлись по полу. Следуя за Эттой, я прошел мимо мелкого бассейна, в котором плавали золотые рыбки. Весь дом был погружен в полумрак, но где-то впереди горел свет. Туда мы и шли по широким коридорам.
Студия Этты — просторная комната со стеклянным потолком и большими окнами, позволяющими видеть усыпанное звездами небо, — выходила на залив. В студии было множество глиняных скульптур разной величины, изображающих обнаженных женщин. Они стояли на постаментах, столах и подставках. Скульптура, над которой Этта, по всей видимости, работала, пока я ее не отвлек, изображала в натуральную величину обнаженную женщину, застывшую на полушаге: руки опущены, левая нога вынесена вперед. Этта принялась обматывать скульптуру мокрыми тряпками. Мне вдруг пришло в голову сравнение в птичьей клеткой, которую накрывают на ночь.
— Миссис Толанд, — начал я. — Бобби Диас сообщил мне, что он побывал здесь в ту ночь, когда был убит Бретт. Это правда?
— Что — правда? Что он вам это сказал? Или что он здесь был?
— Этта, давайте не будем играть в эти игры, — сказал я. — Я считаю, что вы убили вашего мужа.
— Что, правда?
Бровь выгнулась дугой над темным миндалевидным глазом.
Леди-Дракон. Ее испачканные в глине руки продолжали спокойно оборачивать тряпками скульптуру, которая была почти одного роста со своей создательницей.
— Диас пришел сюда, чтобы найти видеокассету — так?
— Какую кассету?
Все тот же холодный, невозмутимый взгляд. Руки движутся так же трудолюбиво, как руки Лэйни на кассете.
— Ту, которую вы обнаружили в сейфе.
— Я обнаружила?
Взбеситься можно от такого спокойствия. Этта продолжала оборачивать статую мокрыми тряпками. Едва проработанный торс, ноги, грудь, голову. Она оборачивала скульптуру. Яростно оборачивала.
Старательно не обращая на меня внимания. Можно сказать, демонстративно не обращая.
— Вы вместе просмотрели эту кассету, — сказал я.
И снова никакого ответа. Внимание Этты было сосредоточено на глиняной статуе. Она пеленала скульптуру, словно мумию, оборачивала так старательно, словно это было дело всей ее жизни.
— Вы убедились, что одной из женщин, заснятых на этой кассете, была Лэйни Камминс.
Ответа снова не последовало. Этта продолжала работать. Потом она сполоснула руки в тазу с мутной от глины водой, который стоял на столе.
Вытерла руки испачканным в глине полотенцем. Сложила полотенце.
Положила его на стол рядом с подставкой, на которой высилась спеленутая статуя. Повернулась от стола ко мне. Двинулась к выходу из студии.