— Что — "все это"?
— Почему я прикована к стене? Где ты выкопал эти дурацкие железки? — спросила Тутс, подергав наручник.
— В сент-луисском полицейском управлении.
— Ключ у тебя?
— Да, у…
— Тогда открой их сейчас же, — приказала она и еще раз дернула за наручник.
— Извини, Тутс.
— Ну что ж. Что мы имеем? Во-первых, взлом, — принялась размышлять вслух Тутс. — Это верные пятнадцать лет. Дальше — похищение…
— Незаконное лишение свободы, — поправил ее Уоррен.
— Спасибо. Это еще пять лет. Может, ты лучше немедленно отомкнешь наручники, повернешь это корыто к берегу и отвезешь меня домой — и мы забудем об этой истории?
— Нет, — твердо сказал Уоррен. — Извини.
— Тогда я снова повторяю свой вопрос. Что все это значит?
— Это значит, что тебе придется отвыкать от наркотиков, — ответил Уоррен.
В пятницу, пятнадцатого сентября, в девять утра большое жюри заслушало показания Пита Фолгера, приглашенного в суд от имени народа штата Флорида. Без шести двенадцать присяжные вынесли свой вердикт и попросили прокурора возбудить дело об убийстве первой степени.
Через десять минут после этого Фолгер позвонил мне в контору. Он сообщил, что вердикт оказался именно таким, какого он ожидал. Еще он сказал, что мою клиентку решено взять под стражу, и что он сейчас пойдет узнавать, под какой залог ее согласятся отпустить. Он также упомянул, что в порядке дружеской услуги сейчас посадит кого-нибудь из своих служащих напечатать список опрошенных сегодня свидетелей. Фолгер выразил надежду, что я сам с ними поговорю, причем по возможности побыстрее. Потом он предложил обсудить одно дело, которое, по его словам, могло сэкономить его конторе кучу времени, а государству — оплату электроэнергии.
Я позвонил Лэйни, чтобы сообщить ей эту скверную новость и сказать, что я буду добиваться освобождения под залог…
— Ты думаешь, тебе это удастся?
— Я уверен.
— Это хорошо, а то я приглашена на вечеринку, — сказала Лэйни. — Я внезапно приобрела скандальную известность.
— Не вздумай ни с кем обсуждать это дело.
— Само собой.
— Все будут хотеть разузнать побольше. Ты просто отвечай, что твой адвокат запретил тебе об этом разговаривать. Если кто-нибудь будет слишком сильно настаивать, просто уходи оттуда.
— Хорошо. Спасибо, Мэттью.
— Прокурор уже предложил обсудить это дело. Мне кажется, это хороший признак.
— А разве нам нужно заключать с ним сделку?
— А мы и не будем ее заключать.
— Я не убивала Бретта.
— Я знаю.
— Знаешь?
— Конечно, знаю. Где будет проходить эта твоя вечеринка?
— На яхте у Розенбергов.
— Мир тесен, — пробормотал я.
Тутс слушала, как Уоррен возится на камбузе. Она по-прежнему лежала на пенопластовом матрасе, не застеленном даже простыней, и пыталась одернуть юбку. У Тутс было такое ощущение, что она вся покрыта коркой соли. Она ненавидела яхты. Ее правая рука была неудобно заведена за голову и прикована к скобе из нержавейки. Если Тутс садилась, она могла видеть Уоррена. Он стоял у маленькой печки, слева от трапа, ведущего на палубу. Каюту заполнил запах еды.
В конце концов он поставил перед Тутс поднос с яичницей, поджаренными сосисками, тостами и кофе.
— Кто ведет эту посудину? — первым делом поинтересовалась Тутс.
— Мы лежим в дрейфе.
— А мы ни во что не врежемся?
— Яхта находится в тридцати милях от берега. Нам просто не во что врезаться.
— Отомкни наручник.
— Нет, — покачал головой Уоррен.
— Ну и как я буду есть, если моя рука прикована к стене?
— Пользуйся левой рукой. Или, если хочешь, я покормлю тебя с ложечки.
— Я не нуждаюсь в твоей помощи, — отрезала Тутс, взяла вилку в левую руку, уселась на койке, скрестив ноги на индейский манер, и принялась за еду. Уоррен наблюдал за ней.
— Ты понимаешь, что совершил ошибку? — поинтересовалась Тутс.
— Разве?
— Да, Уоррен, да. Я совершенно чиста.
— Вот уж нет, — не согласился Уоррен.
— Я не понимаю, откуда ты получил эти сведения, но я могу поклясться…
— Я нашел пустые флаконы из-под крэка у тебя в мусорной корзине.
— С чего ты вообще решил заявиться ко мне домой?
— Полагаю, я достаточно хорошо умею узнавать людей, пристрастившихся к кокаину.
— Ты не имел никакого права!
— Я твой друг.
— Ничего себе друг — взял и приковал меня к стене.
— А без этого ты осталась бы на яхте?
— Уоррен, тебе придется меня отпустить. Все равно придется.
— Нет.
— Уоррен, я не нуждаюсь в няньке. Я уже большая девочка.
— Вот и я тоже так думал, Тутс.
— Я больше не употребляю наркотики. Что по-твоему, я похожа на чокнутую? Это были пузырьки от духов. Они просто похожи…
— Ага, конечно.
— …просто похожи на флаконы из-под крэка.
— А как насчет того, что я нашел у тебя в сумочке?
— Я понятия не имею, что ты нашел у меня в сумочке. Ты не имел никакого права в ней копаться. Ты вообще не имел права заваривать эту кашу. Что такого ты нашел в моей сумочке, чтобы это дало тебе право…
— Я нашел флаконы с крэком, Тутс.
— Я же тебе уже сказала — это образцы духов…
— С кристаллами кокаина.
— Ты ошибаешься.
— Нет, Тутс, я не ошибаюсь. Я отлично знаю, как выглядит крэк.
— Должно быть, кто-то…
— А как насчет трубки?
— А что, там была и трубка? Должно быть, кто-то подбросил мне всю эту дрянь. Люди часто выкидывают всякие штуки…
— Ага, ага.
— …лишь бы кого-то скомпрометировать или обмануть. И ты все равно не имел на это права. Когда ты это сделал?
— Что — это?
— Покопался у меня в сумочке.
— Ночью. Сразу после того, как привез тебя на яхту.
— Ты не имел на это права. Чья это яхта?
— Одного моего друга.
— И ты ее позаимствовал, чтобы держать меня в заточении. Безо всяких законных оснований. Вы крупно влипли, ребята.
— Сильнее всех сейчас влипла ты, Тутс. Поэтому я здесь.
— Ты мне не нужен, Уоррен. Все, что мне от тебя нужно…
— Нет.
— Я не употребляю наркотики. Мне не нужен охранник. И надсмотрщик тоже не нужен. Мне не нужно, чтобы ты за мной присматривал, Уоррен.
Все, чего я хочу, это чтобы ты отомкнул этот чертов наручник!
— Нет.
— Уоррен, оставь меня в покое. Я имею право делать все, что захочу.
— Я не позволю тебе принимать крэк, Тутс.
— Я буду делать то, что…
— Нет.
— Тогда я буду кричать.
— Кричи на здоровье.
— Сюда придет Береговая охрана.
— Никто сюда не придет, золотце.
Тутс разрыдалась.
Это была яхта длиной в семьдесят пять футов, и стоимостью в четыре миллиона долларов. Яхта была достаточно велика, чтобы со всеми удобствами разместить два десятка гостей. Сейчас эти гости стояли на палубе, разговаривали, потягивали коктейли и любовались закатом над Мексиканским заливом.
Яхта называлась "Морская Сивилла", в честь своей хозяйки, Сивиллы Розенберг. Мужем Сивиллы был Давид Розенберг, главный компаньон фирмы "Розенберг, Кэтловиц и Фрэнк", и каждый из этих троих зарабатывал куда больше меня. В Калузе всегда было известно, кто сколько зарабатывает. В этом райском приморском уголке, в этих Афинах Флориды всегда хватало состоятельных людей. Большая часть этих денег пришла сюда из Канады или со Среднего Запада. Я полагаю, это объясняется тем, что если вы возьмете карту и проведете из Торонто линию на юг, то она пройдет через Кливленд и Питсбург, и, прежде чем добраться до Гаваны, уткнется в Калузу.
Совпадение, а может, и судьба свели нас с Лэйни на борту этой яхты. В маленьком городе человек, выпущенный под залог, может очень приятно провести время, даже если его будут обвинять в убийстве мамы, папы и любимого попугайчика. Лэйни превратилась в калузскую знаменитость — Женщина, Обвиняемая в Убийстве. Я полагал, что в течение ближайших недель ей будут уделять массу внимания, и знал, что не могу запереть ее в доме или постоянно присутствовать рядом с ней и прислушиваться к каждому ее слову. Теперь она оказалась в центре внимания гостей яхты, каждый из которых желал знать, что чувствует человек, обвиняемый в убийстве. Слава Богу, Лэйни успешно уклонялась ото всех попыток поподробне распросить ее о том, что все-таки произошло на яхте Толандов.