— Тутс…
— Уоррен, лапочка, сейчас я готова ради этой дряни на все, что угодно.
— Тутс…
— На все, — повторила она.
Их взгляды встретились.
Тутс кивнула.
— В таком виде мне это не нужно, Тутс, — мягко сказал Уоррен, развернулся, быстро подошел к трапу и исчез.
Тутс уставилась на то место, где он только что стоял.
"Что?" — подумала она.
Что?
Если вы слышите о фирме, которая называется "Тойлэнд, Тойлэнд",[4] вам сразу представляется дорога, вымощенная желтым кирпичем. Дорога ведет к пряничному домику с сахарной крышей, мармеладными дверями и леденцовыми окнами. Вы не думаете о невысокой фабрике из желтого кирпича, расположенной в огороженной индустриальной зоне неподалеку от Вейвер-роуд. На крыше фабрики пристроилась выполненная в объеме эмблема фирмы «Тойлэнд» — две куклы, сияющие счастьем мальчик и девочка. Вы ждете, что в пряничном домике вас встретят длиннобородые гномы, которые сидят на высоких табуретках, носят красные колпаки и насвистывают за работой. На самом же деле вы попадаете в приемную с зеркальной стеной, сверкающей под лучами солнца. У противоположной стены — круглый стол, по обе стороны от него — две тиковые двери. Еще на стенах висят большие, отлично сделанные фотографии самых популярных игрушек фирмы. Среди этих игрушек — зеленая лягушка с аквалангом; большой черный танк, из люка высовывается его командир — очаровательная белокурая кукла; красная пожарная машина с желтой цистерной для воды, из брандспойта бъет струя воды.
Я пришел сюда, чтобы встретиться с человеком, которого Этта Толанд назвала свидетелем воровства Лэйни Камминс, с человеком, который присутствовал на совещании, во время которого Бретт Толанд впервые заговорил о косоглазом медвежонке. Кабинет Роберта Эрнесто Диаса располагался в конце коридора. Двери в коридоре были выкрашены в различные пастельные тона, в соответствии со сложившимся имиджем компании «Тойлэнд». Этта назвала этого человека главным дизайнером компании. Судя по его кабинету, в это вполне можно было поверить.
Диас — подтянутый черноволосый мужчина с черными усами и темно-карими глазами, — стоял рядом с большим столом, заваленным какими-то предметами, которые я счел моделями будущих игрушек.
Солнечный свет, льющийся из окон, освещал плакаты с изображениями какого-то фрагмента из «Дракулы» Фрэнка Копполы и с портретом Брэма Стокера. Рядом висели две репродукции Пикассо. На столе лежал также открытый каталог фирмы "Твоя игрушка", стояли электронные часы, показывающие 11:27, пара глиняных моделей весьма фигуристой куклы…
— Наша модель, которую мы выпустим к Рождеству, свергнет Барби с трона, — с печальной улыбкой изрек Диас.
…и модели вертолета, выполненного в пяти различных цветах, — похоже, он будет летать на батарейках, — и четыре раскрашенные керамические модели мужчины и женщины в скафандрах. На мой взгляд, они здорово были похожи на Космических Рейнджеров, но мне по горло хватало одного иска об нарушении авторских прав.
— Фирма «Тойлэнд» уже раскручивает этот вертолет, — сказал Диас, — но мы пока еще не выбрали цвет. Какой вам больше нравится?
Увидев мое недоумение, Диас тут же пояснил, что значит "раскручивать".
— Это значит — закладывать основы будущего успеха, которым эта игрушка будет пользоваться много лет подряд, как я очень, очень надеюсь. Этот вертолет — моя работа. Он называется «Стрекоза», а пилотом в нем будет белокурая кукла, вроде той, которая сидит в «Тинка-танке» — вы могли его видеть на стене в приемной. Этот танк был гвоздем рождественского сезона три года назад. Его тоже делал я. Дети любят белокурых кукол — даже негритята. Раскрутка этой птички обойдется в шестьсот тысяч долларов, плюс еще четыре сотни на исследования и развитие — и все это в надежде, что он полетит на следующее Рождество.
Он может принести миллионы долларов. Но еще большие надежды мы возлагаем на Глэдис. Полагаю, ваш визит связан именно с этим?
— Да, именно с этим, — подтвердил я.
— Ужасная история, просто ужасная, — сокрушенно сказал Диас, качая головой. — Убить человека из-за игрушки? Ужасно.
Я предпочел промолчать.
— Я понимаю, ей было чего бояться. Чтобы медвежонок на Рождество сидел под каждой елкой, он должен поступить в магазины не позже мая. В течение месяца все ваши главные магазины смогут точно сказать, какое место игрушка займет к весне.
— Тогда сейчас еще рано, — заметил я.
— Да, рано. Но планировать все начинают именно сейчас. Например, когда мы раскручивали «Тинка-танк», мы сумели разместить его буквально в каждом крупном магазине Америки. Во всей стране не было девочки, которая не просила бы родителей купить ей эту игрушку. Мы надеемся, что этот успех повторит и Глэдис. На это Рождество мы его испытаем, а к следующему он станет лидером продаж.
Я не стал говорить, что если судья Сантос решит дело в пользу Лэйни, Глэдли — Глэдли, а не Глэдис, — будет раскручивать не «Тойлэнд», а «Мэттел» или "Идеал".
— Пока что мы заказали пробную партию в двадцать пять тысяч медвежат, — продолжал Диас. — Они пока что будут стоить сто двадцать пять долларов штука. Если мы убедимся, что они хорошо идут, мы сможем снизить цену до девяноста девяти долларов, чтобы не пугать покупателей трехзначными цифрами. Производство обойдется нам втрое дешевле, примерно тридцать пять долларов штука, — это включая очки, самую дорогую деталь. Я думаю, нам придется вложить в Глэдис около двух миллионов долларов, прежде чем мы начнем широкомасштабный выпуск этой игрушки. Но если этот медвежонок станет в следующем году гвоздем сезона, он продержится на гребне волны как минимум пару лет и озолотит нас. Так что, я полагаю, вы понимаете, насколько это насущный вопрос.
— Понимаю.
— В смысле — кто должен владеть этим медвежонком.
— Да, понимаю.
— Тогда мы сможем начать работу. Для того, чтобы мы могли выпустить эту пробную партию, судье следует принять не только верное, но и быстрое решение. Только тогда можно будет считать, что Бретт погиб не напрасно.
Последнего утверждения я не понял.
— Почему вас не вызвали в качестве свидетеля? — спросил я.
— Вы имеете в виду — на слушанье?
— Да, на слушание дела.
— Насколько я понимаю, Бретт вспомнил об этом, когда было уже поздно.
— Вспомнил о чем?
— Что я присутствовал при этом разговоре.
— Каком разговоре?
— Когда он рассказал Лэйни о своем замысле сделать косоглазого медвежонка.
— Что вы имели в виду, когда сказали: "Насколько я понимаю…"
— Так мне сказала Этта.
— Когда это было?
— Где-то на прошлой неделе. Уже после того происшествия.
— В смысле — после смерти Бретта?
— Да.
— Этта вам сказала, что Бретт неожиданно вспомнил…
— Да.
— …что вы присутствовали при этом важном разговоре.
— Да. Видите ли, я действительно при нем присутствовал.
— Как получилось, что вы не сказали об этом Толандам до слушания?
— Видите ли, Бретт всегда знал, что я присутствовал при этом разговоре. Поэтому я думал, что если он захочет, чтобы я выступил в качестве свидетеля, он ко мне обратится.
— Но он к вам не обратился, как оказалось.
— Нет, не обратился.
— Вы помните, как это все произошло?
— Да, конечно.
— Расскажите мне об этом.
Это был один из тех душных сентябрьских дней во Флориде, когда все и вся чахнут от жары и влажности. Бобби Диас — супруги Толанд фамильярно называли его Бобби, — работал у себя в кабинете, когда ему позвонил Бретт Толанд и попросил зайти к нему на минутку.
— Вы помните точную дату этого разговора?
— Нет, не помню. Извините.
— А точное время?
— Простите, не помню.
Но Диас помнил, что это было во второй половине дня, и что ему как раз перед этим позвонил его информатор из "Твоей игрушки" и прошептал в трубку, что его компания считает новую видеоигру фирмы «Тойлэнд», "Погоню за правосудием", "исключительно оригинальной". Даже если бы Бретт не позвонил, Диас все равно пошел бы к нему, чтобы сообщить эту новость.