Глэдли пришел к ней из песенки.
В тот день она работала с раннего утра, возилась с моделью пожарной машины. Вести машину должна была кукла, а еще несколько кукол с длинными рыжими волосами — огненно-рыжими, почти такого же цвета, как сама машина, — должны были висеть по бокам. Лэйни как раз вылепила всех кукол из воска и прикрепляла их к модели машины, сделанной из деревяшек и проволоки, когда поймала себя на том, что напевает себе под нос…
Идеи действительно иногда появляются именно таким образом, — пояснила она суду.
…одну мелодию. А потом она запела ее вслух — старую детскую песенку:
— Мишка косолапый по лесу идет…
…и вдруг ей вспомнилось, что в детстве она иногда оговаривалась и пела "мишка косоглазый по лесу идет", и как над ней из-за этого смеялись. И внезапно она подумала "О Господи!" — ей представилась целая серия игрушек, которая начиналась с Глэдли Косоглазого Медвежонка, Черепашонка в распашонке — да мало ли сколько идей можно почерпнуть из детских песенок!
Она тут же отодвинула пожарную машину подальше, достала блокнот и начала рисовать — склоненная набок голова медвежонка, косящие глаза, черный треугольный носишко и простодушная улыбка…
И при этих словах Лэйни продемонстрировала суду первый набросок Глэдли.
(здесь должен быть рисунок медвежонка)
— Ваша честь, я бы хотел предложить считать рисунок мисс Камминс вещественным доказательством.
— Возражения будут?
— Нет.
В тот день Лэйни сделала около двадцати эскизов с изображениями Глэдли. Она работала с утра до позднего вечера, захваченная лихорадочным порывом вдохновения, а потом пошла спать, усталая, но чрезвычайно довольная. Посреди ночи она проснулась от рези в глазах и пошла в ванную, чтобы закапать глаза «Визином». Потом Лэйни вспомнилось, какое жестокое разочарование она испытала, когда офтальмолог в Бирмингеме сказал, что вторая операция оказалась безрезультатной. И, стоя в ванной с пипеткой в руках, Лэйни подумала:
"Я приведу в порядок глаза Глэдли!" — и снова помчалась в студию. Она нацепила свои очки и принялась рисовать очки для Глэдли.
(еще один рисунок медвежонка)
— Я прошу считать эти восемнадцать рисунков мисс Камминс вещественными доказательствами, ваша честь.
— Возражения будут?
— Нет.
— Может быть, засчитать их как одно вещественное доказательство, мистер Хоуп?
— Как будет угодно суду.
— Тогда это будет пятым вещественным доказательством истца, — сказал Сантос.
— Насколько я понимаю, — начал я, — если надеть эти очки Глэдли на нос…
— Да.
— …то его глаза начинают выглядеть нормальными.
— Да. Если надеть очки и посмотреть на его глаза…
— Не могли бы вы продемонстрировать это? — перебил ее я, и протянул Лэйни медвежонка, на шее которого болтались висящие на цепочке очки. Лэйни взяла очки, водрузила их медвежонку на мордочку, поверх черного треугольного носика, и зацепила их дужками за медвежьи ушки.
Словно по волшебству, косые глаза в то же мгновение стали выглядеть нормальными.
— Вы надеваете очки, — сказала Лэйни, — и глаза больше не косят.
— Как вы добились такого эффекта, мисс Камминс?
— Я нашла оптометриста, которые сделал мне эти очки по заказу.
— У вас есть спецификация на эти очки, мисс Камминс?
— Да.
— Я прошу вас предъявить третье вещественное доказательство, свидетельство об авторском праве на этого медвежонка, и проверить прилагающиеся к нему заверенные копии. Наличествуют ли там спецификации, которые вы только что упомянули?
— Да, наличествуют.
— Прилагались ли эти спецификации к вашему заявлению о регистрации авторских прав?
— Да, они были частью этого заявления.
— И, таким образом, они попали под защиту авторских прав, не так ли?
— Я протестую!
— Протест принят.
— Ваша честь, могу я…
— Слушаю вас, мистер Бреккет.
— Ваша честь, — вопросил Бреккет, — разве компетенция мисс Камминс позволяет ей знать или комментировать закон об авторском праве?
— Я ведь принял ваш протест — разве не так?
— Совершенно верно. Благодарю вас, ваша честь. Но кроме того, ваша честь, очки как таковые нельзя подвести под охрану свидетельства об авторских правах. Они не являются предметом, на который можно получить авторские права. Авторские права не защищают идею или систему, они защищают лишь выражение этой идеи.
— Да, я знаю, — согласился Сантос. — Я знаю, чем идея отличается от ее конкретного выражения.
— Я в этом не сомневаюсь, ваша честь. Но адвокат противной стороны высказал предположение, что авторское свидетельство на медвежонка распространяется и на очки медвежонка…
— Ваша честь, — вмешался я, — очки являются частью товарного вида медвежонка. И в качестве таковых…
— Это будет решать суд. Давайте дослушаем показания.
— Благодарю вас, ваша честь, — поклонился Бреккет.
— Мисс Камминс, — вернулся я к прерванной теме, — вы владеете этими спецификациями?
— Я заплатила за их проектирование и взамен приобрела все права на эти чертежи и их использование.
— Известно ли вам, использовались ли прежде такие чертежи кем-нибудь другим?
— Насколько мне известно — нет.
— Известно ли вам, использовал ли кто-нибудь прежде подобное приспособление в виде очков для косоглазого медвежонка?
— Насколько мне известно — нет.
— Очки, будучи надетыми, создают впечатление, что косоглазие исправляется. Использовал ли кто-нибудь раньше это приспособление подобным образом?
— Насколько мне известно — нет.
— Вы первой придумали применить его в подобных целях?
— Да.
— Вы пришли к этой мысли самостоятельно?
— Да.
— Что составляет самую суть закона об авторском праве, — констатировал я. — Оригинальная манера исполнения, сознанная незави…
— Решение вопроса о сути закона об авторском праве находится в компетенции суда, — перебил меня Бреккет, — а не в…
— Протест принят, — сказал Сантос. — Следите за своими выражениями, мистер Хоуп.
На задворках этого дома — как и почти всякого жилого дома, построенного в сороковые-пятидесятые годы, — воняло плесенью и гнилью.
Дом был построен из шлакоблоков и выкрашен белой краской. Там, где плесень угнездилась особенно давно, появились зеленовато-серые полосы.
Над входом в каждую секцию — по подсчетам Уоррена, их было двенадцать на каждом этаже, — на прогнивших столбах, изъеденных к тому же термитами, красовался рифленый навес из зеленого пластика. Уоррен осторожно вошел в длинный коридор. Осторожно — поскольку единственной деталью внешности, не поддающейся перемене, был его цвет кожи.
Можно попросить у приятеля напрокат помятую красную «субару», можно переодеться в бежевый тропический костюм, придающий тебе вид заезжего торговца недвижимостью или банкира, который зашел позвонить, но если ты негр, ты все равно будешь неуместно выглядеть в доме, в котором все жильцы белые. Потому Уоррен очень осторожно прошел по длинному коридору — лучи солнца пронизывали пластик, и окрашивали пол и нижнюю часть белых стен в ядовито-зеленый цвет. Уоррен молился, чтобы ни одна из дверей не отворилась, и в коридор никто не вышел. Он был чернокожим, который тайком проник в здание без позволения владельца либо жильца, но он не был грабителем, и ему не хотелось бы, чтобы его приняли за такового.
В бумажнике у Уоррена лежала ламинированная карточка, выданная в соответствии с 493-м пунктом статута Флориды. Она давала своему владельцу право вести расследование и собирать информацию в различных обстоятельствах не-криминальными способами, подробно перечисленными в статуте. Теперь Уоррен достал эту карточку из бумажника, чтобы с ее помощью открыть дверь двадцать четвертой секции — ее секции. Он ловко просунул карточку между дверным косяком и язычком паршивенького замка, вдавил язычок и почувствовал, что дверь подалась. Потом Уоррен проскользнул в секцию и сразу же закрыл за собой дверь.