Вот в ущелье показались каменные высокие стены столицы Алании. По углам и в центре — сторожевые башни. Над стеной покатые крыши каменных дворцов и блестящие купола церквей. Самый крупный купол — кафедрального храма. Строили его византийские мастера, привезя из Константинополя черепицу и смальту для мозаики, специальные краски для росписи стен и оконное стекло, а особые кирпичи («плинфу») делали на месте... Не успела царица подъехать к воротам, как на звоннице храма заиграли колокола. Сердце Ирмы застучало от радости, и душа наполнилась счастьем: храм приветствует её появление, это не случайно, ей судьбой уготована великая миссия!..
На воротах охрана приняла пошлину за въезд, задала традиционный вопрос:
— Кто такие? Для чего приехали?
— Мы сопровождаем нашу госпожу в странствиях по миру, — отвечал Абдулла на плохом аланском.
— Как её имя? Что вписать в грамоту о прибывших?
Прежняя супруга Иосифа объявила:
— Запишите так: бедная царевна Атех, изгнанная всеми, не имеющая своего угла.
Караул ворот несколько смутился от подобных слов:
— Может, следует доложить во дворец керкундеджа о визите её высочества? Вышлем вперёд посыльного.
— Нет необходимости. Мы поедем во дворец сами.
Царь Самсон, возвратившись из синагоги, вечерял у себя в палатах, как ему передали свиток от приехавшей неизвестной дамы, называющей себя царевной Атех.
— Зачитайте, — приказал самодержец несколько рассеянно.
— Тут написано по-алански греческими буквами. «Здравствуй, мой любезный брат Димидир! Я, Ирина, старшая дочь царя Негулая и твоя сестра, умоляю проявить милосердие и позволить мне тебя лицезреть. Жду покорно».
У монарха вытянулось лицо:
— Господи, Бог наш и Бог наших отцов, разве сие реально? Ведь она должна находиться в Хазар-Кале — после развода с Иосифом! Сам властитель Итиля присылал мне об этом грамоту прошлой осенью. Неужели сбежала? Вот напасть! Если я окажу любезность и приму её, навлеку на себя недовольство каган-бека. Незавидное положение!
Но прогнать несчастную тоже было скверно. И скрепя сердце государь Алании разрешил:
— Хорошо, проводите гостью. Я сейчас спущусь в тронный зал.
При сто появлении Ирма встала. Перед ней находился тридцатитрёхлетний грузноватый мужчина с тёмной короткой бородой и густыми бровями, закрывавшими верхнюю половину век. Очень напоминал отца. Только мягкие розовые губы перенял от матери. В памяти сестры он запечатлелся другим — тощим угловатым подростком, не умеющим складно говорить.
И Самсон с трудом разглядел в этой зрелой женщине с загорелым обветренным лицом и в мужских кожаных штанах прежнюю Ирину — тонкую изящную девушку, с детства воспитанную в строгих традициях православия.
— Мир тебе, сестра, — наконец заговорил Димидир.
— И тебе, мой славный. Ох, простите, — «ваше величество»! — и она учтиво склонила голову, впрочем, не без иронии.
— Обойдёмся без церемоний. Можем сесть. Ты, конечно же, устала с дороги? Я сейчас велю принести поужинать. И, пока сервируют стол, буду рад выслушать твою просьбу. Что заставило тебя, в нарушение воли каган-бека, ускакать из Хазар-Калы?
— Казнь каган-беком трёх моих сыновей.
Самодержец вздрогнул:
— Собственных детей? Ты смеёшься, наверное?
— Нет, я плачу.
Ирма рассказала в подробностях всю историю — и об их разводе, и о новой женитьбе Иосифа на Ханне Коген, и о страшном плане войны с Итилем.
Свечи в тронном зале не спеша догорали. Слуг и подливали в кубки вино. Царь Алании сидел удручённый, опустив глаза к золотой тарелке, на которой покоилась недоеденное и уже остывшее крылышко жареной цесарки.
— Горе твоё безгранично, — оценил Самсон, — а Иосифу нет прощения за детоубийство. Но сражаться с хазарами я не стану. Войско наше немногочисленно, и ему не хватает выучки. А нанять чужеземных ратников нету средств. И вообще к походу у меня не лежит душа.
— Брат, опомнись! — с жаром произнесла опальная государыня. — Речь идёт не о кровной мести; месть — она моя, это сугубо личное дело. Речь идёт о судьбе нашей многострадальной Родины! Оставаться под пятой у Хазарии — стыдно, невозможно. Исповедовать чуждую, силой у нас введённую веру — богомерзко и подло. Мы обязаны биться за свободу. Голову сложить, но прогнать с Аланской земли сборщиков дани для Итиля!
Сын царя Негулая выразительно крякнул:
— Голову сложить — нет большой премудрости. Выйти из войны победителем — невообразимо труднее. И гурганцы, и мы, даже объединившись, ничего не стоим. Нужен сильный союзник — например, такой, как Константинополь. Но проблем на Босфоре и без нас хватает...