У Самсона от чувств вздрогнул подбородок, и его лицо на какую-то долю секунды сделалось таким же, как в детстве, — хорошо знакомым Ирине добродушным лицом любимого брата. Он ответил проникновенно:
— О, почту за честь. Милая сестрица! Как я долго ждал твоего прощения!..
И они порывисто приникли друг к другу, дети Негулая, каждый из них хлебнувший горя сверх меры, два по-своему одиноких, обделённых нежностью человека, несмотря на все свои титулы и богатства...
На другой же день в городской синагоге было громогласно объявлено, что Самсон отрекается от престола и передаёт все свои полномочия старшей сестре Ирине. А спустя неделю вызванный из монастыря Иоанна Предтечи настоятель Пётр, в вычищенном и вымытом храме Святой Софии, именем Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святого произвёл венчание новой правительницы Алании на царство. По её приглашению вскоре посетили Магас русский князь Святослав и его подручные. Он приехал с многочисленной свитой, осмотрел столицу и дары, поднесённые киевлянам в соответствии с давним уговором: целый табун коней, горы оружия, провиант, рабов, сундуки с дорогими одеждами, драгоценной утварью и монетами. И вручил августейшей аланке прибывшую с гонцом из Самкерца весточку от дочери. Прочитав пергамент, государыня, не стесняясь своих и чужих мужчин, по-простому, по-матерински расплакалась, возблагодарив Богородицу, сохранившую жизнь обожаемому её чаду. А затем стала умолять Ольгиного сына, чтобы тот поклялся уберечь от насилия при штурме Самкерца двух влюблённых — Сарру и Натана. Киевский правитель, размягчённый от многих кубков, выпитых на празднике в честь освобождения Алании от хазарского ига, хоть и пробормотал несколько ругательств, адресованных молодому Когену, убежавшему из-под стражи в русском лагере, но ответил согласием, даже обещал выделить для охраны жениха и невесты на пути в отчий дом нескольких дружинников — из числа завербованных накануне алан.
Расставались ко взаимному удовольствию. Дочка Негулая от души пожелала князю новых побед в походе и благополучного возвращения в Киев; попросила кланяться — и княгине Ольге, и купцу Иоанну с семейством. А Добрыню напутствовала по-русски:
— Ты беречь Юдифь. Рана её на шее зажить — это просто; рана на душе от зарезанных деток — долго кровоточить. Я-то знать!
— Не тревожьтесь, ваше величество, — заверял воевода царицу. — Я к хазарочке прикипел душой и не дам в обиду. Коли всё пойдёт лепо и вернёмся мы на Днепр, объявлю её вольной, поселю с собой, окружу заботой. Будет мне заместо жены. И детишек народит. Может, и оттает!
— Ну, глядеть, глядеть, добрый молодец! Обещавши — слово держать! — и она поцеловала его на прощанье в лоб.
Киевляне уехали. А в Магасе покатилась новая, незнакомая жизнь: без хазар, без русичей — независимая, вольная.
12
Вот и близится к концу наш рассказ. Получив от адыгов с аланами видимо-невидимо добра и сокровищ, русские поплыли вниз по Кубани и к 10 сентября были уже в её устье. Там пехота и конница высадились на берег, быстро наводнили Таманский полуостров, окружили Самкерц, а ладьи, миновав Керченский пролив, заблокировали город с моря. И хотя Песах бен Ханак по прозвищу Сар понимал отчётливо, что сопротивление бесполезно, шансов уцелеть никаких, он решил сражаться до последнего вздоха, как и подобает военному. Все предложения Святослава покориться без боя он отверг; но когда со стрелой, пущенной через стену, получил письмо, написанное Юдифью, дрогнул и смутился.
«Дорогой отец! — говорилось в пергаменте на иврите. — Умоляю тебя: будь благоразумен. Коль не дорожишь ты собой, пожалей маму, братьев, Сарру и Патана. Для чего им гибнуть? Я едва уцелела при осаде Итиля, но Господь мне послал Ирину Аланскую и Добрыню Киевского, выходивших меня. О напрасно сгинувших муже и детях я стараюсь не думать, чтобы не лишиться рассудка. И теперь сам ответь: будет ли польза в новых жертвах? Лучше открой ворота и сдай Самкерц. Святослав обещал никого не тронуть. Но в противном случае он грозит уничтожить всех без разбора. Папа, не упрямься! Настоящий воин должен уметь с достоинством признавать поражения, не тянуть при этом в могилу тысячи невинных людей, совершая на самом деле самоубийство. Если братья, мама, и я дороги тебе, не сердись, а смири гордыню и отдайся на милость победителя. Остаюсь любящей тебя дочерью. Юдифь».
Сар заплакал, утирая свой единственный глаз. Ночью он не спал, но потом решился. Рано утром 23 сентября крепостные ворота не спеша раскрылись, и войска неприятеля беспрепятственно вошли внутрь. Святослав объявил, что старинный город Таматархи (греческое название Самкерца) есть отныне русское княжество Тьмутаракань. И Хазарское царство полностью теперь уже стёрто с лица Земли. Пир, затеянный киевлянами, продолжался без малого неделю. Ольгин сын в точности сдержал слово, данное Ирине: отпустил в Аланию Сарру и Натана, пощадил остальных родичей Юдифи. Лишь с тарханом Песахом сотворить ничего не смог: гордый Сар в ту минуту, что дружина врага занимала его владение, бросился со стены на морские валуны и разбился насмерть.