И всё это означает, что автобус здесь не пойдёт по причинам, совсем не зависящим от Мишки. Никто теперь не сможет упрекнуть его в том, что он опять всё выдумал. И Мишка глубоко и облегчённо вздохнул.
Глава четырнадцатая
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ПАРЛАМЕНТЁРАМИ
Препятствие невозможно было обойти, Герцог Анжуйский перегородил пол-улицы. И если бы мальчишки расчистили оставшуюся половину, то это ничего бы не дало. В такую щель не то что автобус — простая телега навряд ли проедет.
Мальчишки заскучали.
Даже у Саньки руки опустились.
— А что, это его земля? — зашумели мальчишки. — Это ж улица! А улица — она общая!
— Вы это Герцогу попробуйте сказать, — отмахнулся Санька. — Не затем он загораживал, чтоб разгораживать.
Генка никогда не осуждал вслух своего дядю, но и не хвалил. Одним словом, держал нейтралитет.
Но теперь, видя, как расстроены ребята, Генка вмешался:
— А может, всё-таки поговорить с ним? Кто знает, может, чего и выйдет. Он тоже ведь человек и понимать должен. Вы же не только для себя это затеяли, а для всех! И для него тоже!
— Предлагаю послать к нему парламентеров, — тут же предложил Витька.
— А кто к нему пойдёт? — усмехнулся Вовка Сидоров. — Ты?
— Ну, я, — буркнул Витька, — ну, ты… ну, Мишка… ну, Санька… А Генка будет при нас как переводчик. Мы его первым запустим.
Все поспешно закричали: «Давай, идите!» Каждый боялся, что и его назовут.
И хочешь не хочешь, а парламентёрам пришлось отправиться к Герцогу. Позади всех плёлся Вовка Сидоров. Он то и дело оглядывался назад, на стоящих вдали ребят, словно ожидал от них хоть какой-нибудь поддержки. Но ребята стояли молча. И лица у них были очень серьёзные.
Возле колючей проволоки парламентёры остановились и стали совещаться.
— Всем нам сразу идти не стоит, — сказал Вовка. — Пусть лучше Генка сначала разведает обстановку… А потом и мы туда двинем.
— Правильно, — торопливо подхватил Витька. — И Саньку с ним послать!
— Я не согласен, — сказал Санька. — Нам нужно войти всем вместе!
Один только Мишка молчал. Он был железно уверен, что Герцог сразу их разгонит — и вместе, и по одному.
Споры приняли угрожающий характер. Теперь Санька, Витька и Вовка орали во всё горло, чтобы перекричать друг друга и доказать свою правоту.
Вдруг чей-то бас прервал, как сирена, споры парламентёров. Это был сам Герцог Анжуйский. Он стоял на крыльце и надрывался:
— Геннадий! Геннадий!
Парламентёры дружно попятились.
— Генка, — гаркнул Анжуйский, — я тебя зову или не тебя! А ну иди домой, нечего тебе с хулиганами околачиваться!
— Понимаете… — заикнулся было Генка.
— Я все понимаю, — возмущённо крикнул Герцог Анжуйский. — Домой!
— Да нет же. Ребята с вами поговорить хотят, — в отчаянии сказал Генка.
— Ах, поговорить, — иронически протянул Герцог. — А о чём мне с ними разговаривать!
— Мы просим вас разгородить улицу! — решительно заявил Санька.
— Что такое? — сказал тот. — У вас свои дома есть? Есть. Вот идите и играйте возле них.
— Мы жаловаться будем! — неуверенно сказал Вовка.
— Я вот твоей мамаше так нажалуюсь, — пообещал Герцог, — дорогу сюда забудешь. А ну, идите отсюда!
И парламентёры, подчиняясь грубой силе, удалились.
На поле битвы остался один-разъединственный Генка.
Герцог Анжуйский подскочил к нему, схватил за рукав и потянул в дом.
— Старших слушаться надо. А ты… Посидишь часок в чулане — подумаешь. Может, умнее станешь.
Глава пятнадцатая
«ЖЕЛЕЗНАЯ МАСКА»
Заперев Генку в чулане, Герцог сделал вид, что уходит. Он громко затопал сапогами, а сам приник ухом к двери и прислушался.
Но всё было тихо. Пленник не подавал никаких признаков жизни.
Герцог подождал немного, послушал и не выдержал.
— Ну, чего ты молчишь? — крикнул он. — Чего ты затаился?
Генка ему не ответил.
«А вдруг что не так? — испуганно подумал Герцог. — Вдруг в его дурацкую голову какие нехорошие мысли полезут? Мать-то, он говорил, никогда его не наказывала».
Герцог поспешно распахнул дверь.
Генка, как ни в чём не бывало, сидел на полу и читал какую-то книгу.
— Та-ак, — рассвирепел Герцог, — я там за него волнуюсь, а он книжки читает! Герцог отобрал у Генки книгу и, полный благородного негодования, удалился. Генка остался один.
И от нечего делать стал разглядывать банки, стоящие на полках. На каждой из них аккуратно была наклеена этикетка и рукой Герцога написано: