Хотя сам министр пропаганды доктор Геббельс буквально в каждом своем выступлении и в радиопередачах без конца обещал новое оружие, которое должно решительным образом изменить ход войны, заявлениям его уже никто не верил — не только среди врагов, но и внутри Германии. Тем не менее следует сказать, что в смысле устрашения и психологического давления на противника готовившееся гитлеровцами оружие свою роль сыграло. Сама непредсказуемость места падения этих боевых дьявольских петард держала в постоянном страхе население тех стран, в которых было много погибших и искалеченных от взрывов ФАУ-1.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Вскоре после битвы на Орловско-Курской дуге Гитлер стал испытывать все более учащающиеся приступы депрессии и все возрастающий страх перед личным будущим. Стараясь часть ответственности за происходящее переложить на своих единомышленников по международному разбою, он стал все чаще и чаще приглашать их для принятия решений, как по серьезным внутриполитическим и военным вопросам, так и по пустякам, когда ему хотелось на импровизированных так называемых «тафельрунде» (вечерних встречах) просто выговориться перед приближенными.
В начале марта 1944 года по его указанию Мартин Борман собрал обширнейшее совещание, которое было проведено из-за обсуждавшихся на них весьма неотложных вопросов в два этапа. На повестке дня стояли две неоднозначные проблемы, решение которых; по мнению Гитлера, должно было иметь для рейха и всей фашистской верхушки далеко идущие последствия как в политическом, так и в личном плане.
Что же так обеспокоило людей, еще совсем недавно видевших себя в роли гауляйтеров и генерал-губернаторов целых стран и континентов? Вопрос, что называется, риторический: конечно же, имевшие решающее, стратегическое значение победы Красной Армии, продолжавшей свое победоносное наступление уже по территории Германии. С каждым днем советские войска плотнее и плотнее обжимали логово своего врага все более ясно обозначавшимся железным полукольцом, которое в самом ближайшем будущем с помощью союзников (да и без них) угрожало превратиться в законченную, полную окружность. Час неминуемой (это уже понимали все) расплаты неумолимо приближался, пора было подумать об устройстве своих личных судеб…
Стенограмму заседания контролировал сам Борман с помощью привлеченных им для работы трех фанатичек, по недомыслию своему полагавших, что все события, как в мире, так и внутри Германии развиваются вполне нормально. Две стенографистки — ротенфюрер Грета Нобвиц и унтершарфюрер Брунгильда Рост — поочередно записывали экспромтом сочиненные изречения гитлеровских бонз, а также все их реплики и даже самые мелкие замечания.
Еще одна машинистка рейхсканцелярии, нижний чин СС Анни Шлютер, не в меру полная одинокая дама — в течение нескольких часов, в отдельной непроницаемой комнатушке, без устали стучала на аппарате, превращая исписанные стенографическими знаками листы бумаги в обыкновенный машинописный текст.
На повестке дня стояло два важнейших вопроса:
1. Выработка отношения руководителей рейха к решению Тегеранской конференции трех великих держав об открытии США и Англией второго фронта в Европе.
2. Передача Японии технической документации для производства и использования ракет ФАУ-1 на Тихоокеанском театре военных действий и в собственной метрополии.
По первому вопросу на заседание были вызваны; начальник штаба верховного главнокомандования вооруженными силами Германии генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, начальник оперативного управления этого же штаба генерал-полковник Йодль, главнокомандующий германскими силами вермахта на Западе генерал-фельдмаршал Герд фон Рунштедт, главнокомандующий военно-морским флотом, а до этого командовавший подводным флотом Германии гросс-адмирал Карл Дёниц, руководитель абвера адмирал Канарис, адмирал Руге; рейхсминистры Геббельс, Риббентроп и Шпеер, эксперты и руководитель трудового фронта Роберт Лей, а также его коллега, уполномоченный по рабочей силе оккупированных стран штатгальтер Фриц Заукель.
До появления Гитлера в зале распоряжался его помощник по национал-социалистской партии и начальник рейхсканцелярии рейхслейтер Борман. Для начала он проследил за тем, правильно ли адъютанты рассадили приглашенных, затем позаботился о том, чтобы у каждого под рукой находились заточенные карандаши, листы писчей бумаги и прочие мелочи, которые обычно сопутствуют подобным собраниям.