Любопытно, что часть дивидендов со стороны германских промышленников ушла на оплату не очень обременительных репараций, которые тут же в еще больших количествах вернулись обратно, в форме кредитов для помощи при восстановлении того же немецкого военно-промышленного потенциала.
С самого начала, чтобы не дробить по частям средства, не мелочиться и поставить дело, что называется, «на широкую ногу», «демократические страны Запада», минуя сколько-нибудь достаточный политический «инкубационный период», в полном соответствии с принятыми после войны мерами (вспомним хотя бы планы американских банкиров Дауэса и Юнга), произвели на свет свое недоношенное дитя — объединили вместе английскую и американскую оккупированные зоны, которые для пущей важности нарекли Бизонией. Позже, после включения в нее подотчетной французским оккупационным войскам территории, это объединение германских земель получило название Тризонии. Таким образом, традиционно давние «благодетели» Германии в интересах ее вновь возрождаемых экспансионистских планов и вопреки решениям Потсдамской конференции 1945 года о послевоенном устройстве Германии пошли на создание сепаратного Западно-Германского государства. И вот после всех этих политико-геральдических выкрутасов в недрах единой немецкой нации, но на территории ее раздробленной страны появилось новое государственное образование: Федеративная Республика Германии, ФРГ. Снова, подпитанная громадными кредитами, промышленность трех бывших оккупированных зон, для восстановления и развития которой было привлечено около 3,5 миллионов иностранных рабочих, создала в стране новый экономический бум, эдакий хозяйственный расцвет, названный впоследствии «немецким чудом».
Оборотную сторону состоявшегося «чуда» смело и талантливо показал прогрессивный западногерманский журналист и писатель Гюнтер Вальраф, в своей не так давно опубликованной, получившей шумный успех книге «На самом дне». В ней он обстоятельно и убедительно рассказал о жесточайшей эксплуатации иностранных рабочих, в особенности лиц турецкой национальности, среди которых сам Вальраф, под именем турецкого гастарбайтера Али, по вольному найму работал на разных предпринимателей ФРГ: в частности, в редакции газеты «Бильд» и на предприятиях концерна «Тиссен». Вальрафу, выдававшему себя за иностранца, пришлось столкнуться со всеми острейшими проблемами, возникающими в среде «расово неполноценных» рабочих — таких, как: значительно меньшая по сравнению с немцами зарплата за равный труд, беспримерное ущемление гражданских прав, выражавшееся в предоставлении самой черной, не требующей квалификации, вредной для здоровья и опасной для жизни работы, с открытой дискриминацией в общественных местах: в столовых, барах, гостиницах, государственных учреждениях, при найме жилья и прочее.
Все, что произошло в ФРГ, конечно же, не явилось случайностью, но было заранее и точно рассчитано могущественнейшими капиталистическими корпорациями Запада, проявившими жизненный интерес к созданию в центре Европы эдакого «санитарного кордона», который обязательно должен процветать и являть всему миру разницу между странами капитала и государствами, после окончания войны вступившими на путь социалистического развития. (О том, что страны социалистического содружества были разорены в войне и что последствия этого разорения до сих пор губительно сказываются на их экономике, разумеется, всячески умалчивается.)
Кроме того, все тем же заинтересованным империалистическим кругам необходимо было создать, опять же в центре Европы, могущественное в военном отношении государство, которое было бы стержнем агрессивного военно-политического блока НАТО, под эгидой все тех же США. Вот почему по объему промышленной продукции в настоящее время ФРГ вышла на третье место, а по экспорту заняла вторую строчку в списке среди развитых капиталистических стран. И все же иногда не вредно напомнить некоторым политиканам, что обвинение СССР в искусственном разобщении Германии есть не что иное, как плод иезуитского фарисейства и заведомой клеветы, ибо стоит только сличить сроки создания ФРГ и ГДР, как тут же все встанет на свои места. Так что даже сам факт создания ГДР был вынужденной мерой, последовавшей значительно позже объявления о начале существования ФРГ как самостоятельного государства.
Прошло примерно уже недели две после того, как Иоганн Ренке посетил японского банкира Исиду, — срок, вполне достаточный для того, чтобы можно было надеяться, что слух, пущенный во время этого посещения, уже достиг ушей генерала Доихары, который, в свою очередь, должен уже был довести эти сведения до правительства Японии в официальном порядке. Конечно же, банкир Исида наверняка уже сделал свое дело, и вопрос о возможности производства управляемых ракет ФАУ-1 силами теперь уже японских машиностроительных фирм, вроде «Мицубиси дзюкогё», стоял в повестке дня.
И вот в конце второй декады апреля 1944 года германский посол Ойген Отт испросил аудиенцию у министра иностранных дел Японии Мамору Сигемицу. Для того, чтобы японская сторона не посмела усомниться в серьезности намерений германской стороны, Отт, направляясь на прием, прихватил с собой еще и двух представителей специальных военных миссий.
Если один из них был армейским офицером германского генерального штаба и, по совместительству, — абвера и был приглашен Оттом только ради количества, то другой — военно-морской атташе — серьезно занимался изучением положительного опыта Японии, приобретенного с начала войны в борьбе с флотом США на Тихоокеанском театре военных действий. По мнению гросс-адмирала Дёница и главного морского штаба Германии, усвоение методов ведения исключительно успешных операций морского флота Японии, тем более в первоначальный период войны, могло принести рейху значительную пользу.
Прием прошел, как принято в таких случаях говорить, в деловой и дружественной обстановке. В условиях весьма тревожной ситуации, сложившейся на фронтах двух союзных государств, и вопреки классическим японским традициям взаимные приветствия и все ритуальные условности были совершены по краткому этикету. Министр Сигемицу и посол Отт при помощи руководителей миссий с одной стороны и работников генштаба с другой набросали предварительное соглашение, которое еще должно было быть утверждено имперской конференцией — высшим военно-политическим органом, возглавляемым самим императором Хирохито. В работе этой конференции обычно принимали участие премьер-министр, военный и военно-морской министры, начальники генеральных штабов армии и флота, руководители спецслужб по разведке и контрразведке, некоторые члены императорской семьи и приглашенные специалисты, по надобности.
После взаимных уверений в высочайшем уважении друг к другу, дипломаты разошлись с чувством исполненного долга, полагая, что их миссия в данном деле завершена. Однако им пришлось встретиться еще несколько раз — для того, чтобы соглашение приняло окончательную форму, в точности и до мелочей отражающую обоюдные выгоды сторон в политическом и военном отношениях.
Не обошлось, правда, и без некоторых затруднений. В ходе второй встречи советники различных рангов и участвовавшие в составлении документа чрезвычайные и полномочные послы пытались выразить предельно ясные понятия в такой казуистически закрученной, крючкотворной форме, что, по меткому выражению присутствовавшего при этом близкого к правительственным кругам правого публициста Огаты Такэморы, оно, это соглашение, если его подбросить вверх, в любом случае обязательно упадет на один из «восьми углов мира под одной крышей». Удачной этой остротой Огате Такэморе удалось в наглядной форме высказать общее и полное доверие к соглашению, подчеркнуть его несомненную выгоду для Японии.
Принципы и нормы человеческого поведения, в течение тысячелетий насаждавшиеся японскими правящими кругами в среде своего народа, по устоявшимся веками представлениям всегда выражали волю неба, то есть верхов, и считались попросту непреложным законом для простых смертных. Вслед за этими традиционными законами и нормами во время бесконечных войн XIX и XX столетий в Японии стали появляться новые, освященные божественной персоной императора концепции и лозунги: «Создадим сферу сопроцветания Великой Восточной Азии!», «Сражайся за мир на Востоке!» Эти и другие подобные им установки и призывы, сопровождаемые истерическими выкриками «банзай!», имели в народе необычайную популярность, вошли в национальное сознание японцев. Вот почему в правомочности такого, например, требования, как «Отдай жизнь за императора!», ни один «истинный» японец не смел даже усомниться.