В публицистике довольно редко используется экологический подход к теме социального исследования, кратко характеризуемый учётом влияния на жизнь людей экологических условий местности, где эта социальная жизнь происходит. Человек, овладевший экологическим взглядом на мир, видит взаимосвязь между теми явлениями, которые большинству людей кажутся совершенно независимыми друг от друга. Посмотрев на пейзаж, он видит одновременно не только его, но и прошлое и будущее этой местности. По личинке насекомого он понимает, какие породы деревьев будут расти здесь через полсотни лет; по колебанию уровня воды в колодцах прогнозирует развитие сельского хозяйства и существование здешних посёлков; по росту количества знойных солнечных дней предвидит рост преступности в городах. Детерминированность поведения людей относительно природных условий обычно находилась за гранью осмысления публицистикой, как некая константа, с которой всё равно ничего нельзя поделать. Но это ложное представление; отсюда, например, берут корни концепции развития городов, в которых не учитывается кардинальная смена этнического состава их населения в ближайшие двадцать лет, а следовательно, и смена запроса к урбанистической культуре; прогнозы развития стран, не учитывающие превращения ныне плодородных почв в пустыню опять же на протяжении ближайшего двадцатилетия…
Ещё одна ошибка – считать, что конец человечества состоится, разумеется, но не сейчас и даже не в ближайшую тысячу лет. Это заблуждение происходит из-за того, что люди привыкли считать, что перемены на планете происходят медленно. Хотя все знают, что этнический состав Римской империи во время Великого переселения народов кардинально изменился за 15 лет. И все видели, хотя бы в кинохронике, замёрзших заживо буквально за минуты мамонтов с пучками зелёной травы в пастях. На самом деле катастрофы только подготавливаются медленно. А происходят быстро. Для примера возьмём пруд, который зарастает кувшинками. Количество кувшинок увеличивается в геометрической прогрессии, и в первые дни катастрофы это не пугает. Подумаешь, одна кувшинка, затем – две, затем – четыре, затем – восемь… Но это означает, что если сегодня всего половина пруда занята кувшинками, то завтра мы не увидим открытой воды.
Гуманитарный подход к человечеству переоценивает роль воспитания, в результате скатываясь к «гуманитарному ламаркизму». В широком смысле к ламаркистским относят различные эволюционные теории (в основном возникшие в XIX – первой трети XX века), в которых в качестве основной движущей силы эволюции (изменения видов) рассматривается якобы имеющееся внутренне присущее организмам стремление к совершенствованию. Как правило, большое значение в таких теориях придаётся и влиянию «упражнения» и «неупражнения» органов на их эволюционные судьбы, поскольку предполагается, что последствия упражнения или неупражнения могут передаваться по наследству. В религии мы наблюдаем похожий подход в отношении к медитации как к инструменту очистки кармы. Ламаркизм был давно опровергнут опытами Августа Вейсмана, отрубавшего мышам хвосты – поколение за поколением. Но породу бесхвостых мышей при этом вывести так и не удалось. Точно так же воспитанием или медитациями невозможно изменить национальный характер этноса, особенно в будущих, еще не родившихся поколениях. Изменения в культуре верхушки народа могут никак не коррелировать с манерой поведения среднего представителя этноса.
Так же ошибочно и представление о том, что если на Земле существует какой-то феномен, связанный с окружающей природной средой, например какой-либо экотип, то он природе «нужен». На самом деле природе не нужно ничего, у неё нет цели, нет желаний, нет морали и жалости. Примеры сотен тысяч вымерших видов – «тупиковых ветвей» эволюции – это подтверждают. Так как у нас нет никаких оснований считать эволюцию живых существ остановившейся, то мы с уверенностью можем сказать, что практически все виды ныне живущих существ, в том числе и человек, являются «тупиковыми видами». Единственное, что «нужно» природе, – занять все возможные экологические ниши, в том числе за счёт патологических изменений вида, которые в нём происходят, когда он занимает новую природную нишу. Из этого не следует, что нужно с уважением относиться ко всем последствиям подобной экспансии, применимо ли это к инвазивным видам или к экотипам самого человека. Нет никакого основания с уважением относиться к тому процессу и его невольным участникам, при котором человечество освоило ранее непригодные для жизни территории, потеряв в качестве жизни, но зато приобретя букет патологий внутреннего строения, внешнего облика и менталитета.