Почему-то именно это – что с малолетства сам правит – придало красавцу-князю небывалую привлекательность. Братья вон много старше, а дурни дурнями!
– Сколь лет-то ему?
Мария оглядела князя Олега с ног до головы и со знанием дела заключила:
– А двадцать пять, не более.
Так она это уверенно сказала, точно всякий день на глазок определяла возраст чужих молодцев. Княжны настолько увлеклись подглядыванием из-за притворенного окошка за князем, что проглядели собственную мать, подошедшую тихонько.
– На кого это вы смотрите?!
Растерялись обе, Евдокия снова полыхнула краской по самые уши, опустила голову. Мария оказалась проворней, затараторила:
– Мы, мамо, птичку на ветке занятную увидели. Таких и во Владимире не сыскать, не то что в Суздале!
– Птичку? Ну, покажите и мне вашу птичку.
Маша и тут не растерялась, спешно выглянула в окно, всплеснула руками:
– Ай, улетела! Жаль-то как, больно красивая была.
Княгиня скосила глаза на полузакрытую ставенку, потом на полыхающую огнем дочь и усмехнулась:
– Да не улетела ваша птичка. Стоит орел во дворе, с князем Борисом беседы ведет да на наши окна косится. Ты мне лучше скажи, сама-то не давала повода глазеть на тебя? Может, заманивала чем?
Евдокия испуганно вскинула глаза:
– Нет, нет! Только…
– Что только?
– Смеялись мы вчера над Симеоном с Юркой, когда они чуть не подрались, но мы же его не видели…
– Ладно, это не то. Не зря князь Рязанский на тебя смотрит. Ну, поглядим, что из того выйдет, слышала я, что всем взял он, и пригож, и умен, и силен. – И вдруг мать вздохнула: – Одна беда – княжество окраинное.
– А чем беда? – деловито поинтересовалась Мария.
– Да кто ни идет, татары ли, булгары или русские, все через его земли, да все его Рязань палят. Сколь раз уже сгорала, а ее снова отстраивают. Вот и Олег, сказывают, заново город поднял, да какой… лучше прежнего. Молодец князь! Да, вдовый он, но детей нет.
По тому, как мать отзывалась об Олеге Рязанском, дочери поняли, что уже все узнано, оценено и прикинуто, дело за князем, хотя, конечно, молода Евдокия, подождать бы. Кроме того, Маша старшая, ей первой замуж идти. Если сосватают Евдокию, что ж Марии, в монастырь уходить?
Видно, так же думал и сам князь Олег, глядеть-то глядел, но разговора про сватовство пока не вел. Вернее, про княжну расспрашивал, но только князя Бориса Константиновича. Тот посоветовал подождать чуть, мол, немного погодя придет время, когда Дмитрий Константинович с радостью дочь отдаст. А почему и чего ждать, не объяснил, видно, знал что-то, но говорить не стал, рано.
Рассказала ли княгиня мужу про интерес рязанского князя к дочери, неизвестно. А может, и не до того было, потому что закрутили другие события. Но сама Евдокия не могла забыть внимательный взгляд умных глаз. Тосковало девичье сердечко, вдруг разбуженное мужским вниманием и почувствовавшее мужской зов в неведомую даль. Сестра Маша ходила вокруг нее, как вокруг больной, все оберегала от грубого слова, от ненужного взгляда. Это была их девичья тайна, от которой становилось страшно и сладко одновременно. Обе почувствовали, что совсем скоро приедут к ним сваты, увезут из родимого дома, от пусть и строгой, но родимой матушки.
Поездки в Орду
– Дмитрий, – на людях митрополит Алексий звал его только князем Дмитрием Ивановичем, даже при матери, а наедине просто Дмитрием, все же во внуки годится, если не в правнуки, – пора в Орду собираться.
Молодой князь почему-то подумал, что, услышь это мать, всплеснула бы руками, запричитала, что не пустит, что не поедет… Верно сделал митрополит, что без нее стал говорить. Правда, и самому страшновато в такой путь пускаться. Он знал, что не раз князья возили сыновей в Сарай на показ ханам, иногда даже и сами не ехали, а мальчиков с боярами отправляли. И все же дома оставался отец, хоть какая защита, а он сам как князь ехать должен. А вдруг не понравится тамошнему хану и тот даже ярлык на Московское княжество отберет?!
Нет, об этом лучше не думать. Да и Алексий обещал с ним поехать. Как митрополит не боялся сам далеко в путь пускаться, не только ведь в Орде бывал, но и до Царьграда дважды ездил, по морю бурному, среди совсем чужих людей без большой охраны. И в полон попал, а не испугался, смог выбраться и убежать.
Вот бы ему таким же бесстрашным стать! Однажды Дмитрий спросил Алексия, не боялся ли он. Старик скупо улыбнулся: