Все разрешилось хорошо, но не совсем так, как думал Дмитрий Иванович и его бояре с митрополитом. А виной тому оказалась… Евдокия!
Беда
Таких жарких дней Русь и не помнила. Бывало, конечно, чтоб пекло, но не все же лето и не каждый год. А тут сушь великая стояла непрестанно, не успевали снега сойти, которых и было-то понемногу, как облака с неба исчезали до самой осени. Земля иссохла, хлебов недород, травы уже к началу лета стояли жухлые. Реки обмелели, колодцы пересохли, земля пылила, точно никогда дождя не видывала вовсе. Ни скотину накормить, ни запасов на зиму сделать, ни самим хлебушко вырастить…
По Руси зашагал голод. Снова дороги полнились нищими, вынужденными уйти из своих домов, со своей землицы, что покрылась трещинами и хлеб не родила, уйти, чтобы просить пропитания Христа ради у тех, кто хоть что-то смог сделать. Но и давать-то кому, если у других не лучше? На полях вместо стены спелых колосьев одна пыль клубится, скотина мычит некормленая, страшно…
Снова и снова вздыхали на Руси: ох, грехи наши тяжкие! Не ордынцы, так сушь великая одолевает, а потом с Понизья новая напасть подобралась. С Нижнего Новгорода началось, видно купцы принесли. Снова бил людей озноб-трясучка, снова исходили кровавым кашлем… Не так, как в прошлые годы, но померших было все равно немало. Теперь все то и дело оглядывали себя с ног до головы, болезнь начиналась появлением каких-то больших шишаков, точно вспухали у человека внутри перекрестья жизненные. У кого пухло, тот уж не жилец.
И пошла гулять напасть по Руси вольно. Снова тяжелый запах по всем дорогам, из-за жары трупы быстро гнили и страшно воняли, но трогать их опасно, кто хоронил, тот часто и сам заболевал следом. Так и тянули мертвецы за собой вереницу еще живых… Опустели деревни, поредели города. Беда…
А ко всему страшное знамение в небе было. Такого ужаса нынешние и не видывали, только слыхивали, как солнышко вдруг черным становится и посреди дня ночь черная наступает. Теперь узреть сподобились!
И правда, страшнее не придумаешь! Среди ясного дня враз смолкли птицы, поднялся холодный ветер (это среди жаркой суши-то!), точно обезумевшие заметались лошади, будто окруженные стаей волков, жутко завыли собаки… Люди попадали на колени, без устали крестясь. У многих мелькнула одна и та же мысль: «Вот он, конец света!» Так на коленях и узрели, как среди бела дня на солнце красное точно черная тень наплыла, начала закрывать собой. И закрыла ведь, стало солнышко черным, только обод один вокруг остался!
Ужас охватил людей, крик стоял немолчный, кричали все – взрослые и маленькие, старые и младые. Ржала, мычала, блеяла скотина, выли собаки… И вдруг тень стала уползать в сторону, открывая солнечный круг! Светлело на глазах, ночь снова превратилась в день. Пережившие ужас люди крестились, благодаря Господа за чудесное спасение. И теперь казалось кощунством жаловаться на непрекращающееся пекло, ведь воочию увидели, что может быть, ежели солнышко с неба пропадет!
Но мор от того не уменьшился. И никого не щадил, как и все прежние. Ждали, что спадет зараза с первыми холодами, но не очень-то дождались, ей и снег не помеха.
Снова на Москве всякий день поминальный звон, снова люди в черных одеяниях тащат по первому снегу дроги с покойником, а то сразу несколькими. Хотя уже знали, как беречься, и дымом можжевеловым все обкуривали, и старались к помершим не касаться, и обтирались уксусом всякий час… Но, как и в прошлый раз, не поймешь, кто-то уж так бережется, а все одно заболеет, а другой и покойников возит, и помирающим попить подносит, и рук лишний раз не протрет, а болезнь его стороной обходит, точно заговоренного.
Но все равно в дома и сердца людей вползал страх, который убивал не хуже черной смерти, страх за жизнь детей, за то, что сиротами останутся, сгинут, пропадут без помощи малые, что прервется род. Меньше даже за себя боялись, к своей погибели были готовы, а вот осиротить деток малых – это страшнее казалось. Или заразить.
Надежда была только на то, что до Москвы черная смерть добралась уж к холодам. Может, морозы ее утишат, как всегда бывало? Другие города, сказывают, по теплу снова повыкосила, обезлюдели и Тверь, что совсем рядом, и десятки городов поменьше. Что за напасть на землю Русскую? Чем отмолить грехи пред Господом, чтобы детишек хоть пощадил?
В семью московского князя тоже пришла беда, снова осиротила Дмитрия Ивановича. Первым на осенины помер младший брат Иван. От кого и прихватил заразу? На дворе никто не помирал до него, далече княжич не ездил и не ходил…