— Татьяна Васильевна, дорогой доктор, я безнадежно болен, и спасти меня может только единственный в целом мире врач — вы, несравненная, божественная Татьяна Васильевна.
Таня все поняла, и тревога, напряженность ожидания худшего отлегли от сердца. Ей было забавно смотреть на ловеласа высшей пробы, и она решила съязвить:
— Вы же совсем недавно в этом доме утверждали, что наша медицина ломаного рубля не стоит. Что лучшие врачи обитают в Израиле и Штатах. Почему бы вам, при ваших-то возможностях, не обратиться к ним.
— Все это так, я мог бы и в Израиль и в Штаты. Но моя болезнь особая, специфическая, подвластная только вам, — дурачился Яровой.
— И что ж это за болезнь? — все так же иронически спросила Таня, догадываясь об ответе.
— У меня болит душа. Понимаете — душа!
— Тогда вам надо обратиться к психиатру, а я терапевт.
— Нет, Татьяна Васильевна, не хотите вы меня понять, — раздосадованно вздохнул Яровой и начал открывать «Амаретто». — Доставайте, пожалуйста, рюмки, и мы отведаем этого божественного напитка, которого Евгений так и не мог достать. Я вам должен буду сообщить нечто важное и не совсем приятное.
Таня насторожилась, нерешительно поставила на стол две хрустальные рюмки, а он тем временем открыл коробку с конфетами, сел к столу и быстро разлил по рюмкам вино.
— Вы мне напрасно налили: у меня нет настроения, — сказала Таня, все еще не садясь за стол. Она не решила, как себя вести с этим непрошеным визитером.
— Настроение создаст «Амаретто». У меня есть повод выпить: вчера я встречался с президентом Ельциным. Состоялся хороший разговор.
— У меня тоже есть повод, — решительно подняла рюмку Таня. — И у меня, не вчера, а сегодня, только что состоялась встреча с одним очень интересным человеком. За его здоровье я с удовольствием выпью. Ну а вы пейте за своего президента.
Яровой внимательно посмотрел, как Таня залпом выпила свою рюмку, и он вдруг явственно ощутил ее отчужденность и тоже выпил.
— А человек, за здоровье которого вы пили, он что, лучше меня? — спросил как бы шутя.
— Вы очень разные, даже антиподы. Он — истинный патриот, — с мягкой иронией ответила Таня.
— А я по-вашему кто? Сионист, масон? — Это была тяжеловесная попытка сострить. Таня в ответ слегка улыбнулась и неопределенно пожала плечами. — Кстати, сионисты не такие уж страшные, как их малюют разные патриоты. Остерегаться надо не сионистов, а их лакеев и полукровок. И, разумеется, масонов. Но не будем о политике. — Он снова наполнил рюмки, продолжая аппетитно жевать шоколадные конфеты.
— Почему же? В прошлый раз вы так интересно рассказывали. Например, о возможной американской оккупации, о Руцком, — напомнила Таня. Она сохраняла внешнее спокойствие.
— Забудем этот вздор. Мало ли что по пьянке можно наболтать, — раздосадованно сказал Анатолий Натанович. — Все это чушь, фантазия.
— А как же с пословицей: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке?
Яровой осклабился и с любезной небрежностью произнес:
— Да будет вам, Татьяна Васильевна… Танечка. Мне можно вас так называть?
— Для этого должны быть основания, которых у вас нет, Анатолий Натанович, — холодно осадила Таня. Однако это не смутило Ярового. Он напомнил:
— В прошлый раз мы пили на брудершаф. — Таня промолчала, и он продолжал: — Я буду откровенен: когда я увидел вас, ваше лицо, ваши глаза, у меня дух захватило.
— Вы повторяетесь, Анатолий Натанович, — перебила Таня: ей неприятно было слушать его излияния. Но он не обратил внимания на ее реплику и продолжал:
— Побывав у вас дома, я понял, как вы несчастны. Понял, почему. Я знаю, что у Евгения есть любовница. И вы об этом знаете. Вас это угнетает, оскорбляет. Вам так же, наверно, известно, что Евгений решил расторгнуть ваш брак и связать себя семейными узами с Любочкой, этой высокой, костистой, сексуальной кобылой. Вы, конечно, знаете, о ком я говорю. Он не скрывает с ней своих отношений. Сегодня они вдвоем улетели в Испанию на песчаные пляжи. В ваших глазах я, наверно, со своей откровенностью выгляжу не лучшим образом. Но поверьте, мне искренне горько и обидно за вас, на которую я молюсь. Для меня вы святая. Не возражайте, выслушайте. Вы — моя мечта, идеал, который может только присниться в розовом сне. Я всю жизнь грезил встретить такую, в ком внутренняя красота, ее душа, так бы ослепительно сияли. Вы исключительное, неповторимое творение природы.
— Я уже слышала — реликтовый экземпляр, — снова перебила Таня, но уже как-то помягче. — Остановитесь. Мы же не юноши, мы взрослые и, я надеюсь, не глупые, серьезные люди.
— Хорошо, Татьяна Васильевна. Согласен. Давайте перейдем от лирики не на прозу, а на деловой тон. Ваш «Пресс-банк» обречен, как и другие ему подобные. Евгений это понимает. И он не станет ждать, когда его засадят в тюрягу, он смоется, как смылись уже некоторые. Я не уверен, что он из этой поездки возвратится. У Любочки хватка кобры. Возможно, она уже беременна. Из нашего разговора в прошлую встречу я понял, что вы ни за какие блага не покините страну, не составите компании мужу, который вам изменил и которого вы не любите. Пожалуйста, не перебивайте, выслушайте. — Он говорил быстро, напористо, не давая ей возможности вставить хотя б одно слово, страстно глядя ей в глаза. — Я предлагаю вам себя. Мое положение прочно, как никогда.
— Вы в этом уверены? — не без иронии спросила Таня. — Ваш президент, по-моему, не уверен.
— Мне наплевать на президента. Уйдет он, придет другой, до которого мне так же нет дела. У меня есть прочный фундамент. Это мой капитал, который Евгению и не снился. У меня есть все, о чем может мечтать нормальный человек. — Похоже, он терял терпение.
— Нормальный человек не может мечтать об излишествах, о бешеной роскоши, — возразила Таня. — Это противоестественно самой природе. Она не потерпит непосильного грабежа. Она просто не выдержит, и планета погибнет от варварского истощения ее ресурсов.