На Кипр Евгения заманил знакомый бизнесмен, бывший в приятельских отношениях с Яровым, но потом рассорившийся с ним; он же и познакомил в свое время Соколова с Анатолием Натановичем. Это был шустрый, предприимчивый адвокатишка, сумевший в суматохе «перекройки» отхватить солидный кусок государственно-народного пирога и намеривавшийся открыть свой бизнес с грандиозными планами. Но победа Жириновского на выборах в Думу охладила его пыл предпринимательский, напугала и спутала все карты. Он решил бежать из «этой страны», притом немедленно, со всеми наворованными капиталами. На этой почве он поссорился с Яровым, который назвал его идиотом и трусом, убеждая, что «демократы» захватили в России власть навечно и уже никакие Жириновские, Зорькины или Зюгановы никогда не вселятся в Кремлевские палаты. Но у адвоката-бизнесмена на этот счет были свои убеждения, и он сгоряча вначале решил было махнуть в Израиль, но, опомнившись, до «земли предков» не долетел и совершил посадку на острове Кипр. Обосновался там прочно и, навестив как-то ненадолго Москву, соблазнил Соколова последовать его примеру.
Кипр Соколову, и особенно Любочке, пришелся по душе, даже показался райским уголком, где имея бешеные деньги, можно жить в свое удовольствие. На теплом зеленом острове к удивлению Евгения оказалось много земляков, поселившихся там в последние годы. Все это были также «новые русские», как и знакомый Евгения адвокат, который, кстати, ошеломил Соколова цифрами: число офшорных фирм, открытых на Кипре российскими бизнесменами, давно перевалило за две тысячи. А за последние два года на имя российских граждан куплено около десяти тысяч квартир, не менее тысячи особняков и вилл на побережье Средиземного моря. Одна из таких вилл и квартира в Никоссии и принадлежали бывшему приятелю Ярового — адвокату-бизнесмену. Перспектива обзавестись такой виллой возбудила страсти у Евгения Соколова, а что касается Любочки, то в своих фантазиях она парила высоко в поднебесье, где ангелы поют, — она просила Евгения немедленно, сейчас же купить одну из облюбованных ею вилл. Счастливый любовник колебался, но не сумел выдержать массированного давления пылкой любовницы и согласился на покупку квартиры в том же доме, где обосновался и Боря — так звали земляка-адвоката. С виллой повременили до окончательного переезда на Кипр на постоянное место жительства. Любочка осталась довольна. Нет, больше: она была счастлива, наконец она почти уверовала, что Евгений решил навсегда связать с ней судьбу.
А судьба — коварная дама, непредсказуемая и жестокая. Свои хищные когти она показала Евгению, когда он с Любочкой совершил перелет с одного острова на другой, от знойного солнечного Кипра на Туманный Альбион. Весть о гибели сына подкосила Евгения и раздавила. Она свалилась на его плечи чудовищной глыбой, под которой он корчился в душевных муках, растерянный и безвольный. Человек, которого друзья и знакомые считали сильным и неуязвимым, оказался совсем не таким: за внешней силой скрывалась слабость.
В Лондоне от своего английского приятеля Евгений узнал, что тот был в Москве и Таня извещена о смерти Егора. Теперь его терзали вопросы и предположения, как он предстанет перед убитой горем матерью погибшего? Он понимал, что произошло непоправимое, и воспринимал это как рок, как завершающий удар судьбы, начало которого оповестили выстрелы по его машине. Мысленно он повторял: «Это крах… удар судьбы… Крах!» А была жизнь, была хорошая семья, любящая жена-красавица, умная, добрая, отличная мать. Одна беда не ходит, пришла беда — отворяй ворота. Все началось с бизнеса. Появились бешеные деньги, из воздуха. Деньги несли беду: послал Егора в Англию. Зачем? Были деньги. Для престижа — многие посылали. Таня возражала, она предчувствовала беду. Максим Горький сказал: будут деньги, будут и девки. Появились девки. Потом эта Любочка вскружила голову. Чего ему не хватало у Тани? От добра добра не ищут. Нет же — искал, нашел, но к добру не пришел. Искалечил Тане жизнь. А как она его любила. Да и он по-своему любил ее, по крайней мере, гордился ею, как гордился своим «линкольном». Он гонялся за престижем. Был сын, любимый, очаровательный мальчик, его радость, надежда, будущее. Была любовница, было богатство. И все рухнуло в одночасье. Погиб сын, разбилась семья, уплывает из рук богатство. Остается только любовница да продырявленный пулями «линкольн», при этом и это временно и зыбко, потому как дамокловым мечом висит над ним крах «Пресс-банка», а дальше — скамья подсудимых и зона с колючей проволокой. Как тут не отчаяться, не впасть в уныние, когда почва уплывает из-под ног и не видно соломинки, за которую можно было бы ухватиться.
Соломинка была рядом — это Любочка. Она, как могла, старалась утешить, внушить в него надежду, вернуть веру.
— Любимый мой, родной, я понимаю твое состояние, переживаю твое, наше общее горе, — трогательно увещевала она. — Но не все потеряно, и жизнь для тебя не окончена. Мы начнем ее сначала. У тебя есть я, есть деньги. Будет и сын и дочь. Я рожу тебе столько, сколько пожелаешь. Будет у нас и вилла на берегу теплого моря, как у Бориса, и мы так же будем счастливы. Время залечит раны. Только не надо отчаиваться.
Он слушал ее рассеянно, цепляясь лишь за отдельные фразы и слова и мысленно возражал: «Нет, счастья больше не будет, во всяком случае того, что было, и никакое время не залечит его рану, нанесенную гибелью Егора. Возможно, и родит она сына и дочь, но Егора, умного, светлого мальчика (о, как он был похож на свою маму!), уже не будет никогда. И Тани не будет, той очаровательной, ласковой и милой Танюши». Он знал, что возврата к Тане нет, да она и не примет его ни за какие блага. Она никогда не променяет свою Россию ни на какие Кипры и виллы.
— Как я посмотрю в глаза Татьяне? — сокрушался он, слушая утешительные слова Любочки. — Что я ей скажу, когда она спросит, где я был, когда наш мальчик?..
Он подавил в себе рыдания и холодно, вскользь взглянул на Любочку, которая сейчас его раздражала. Его мучило раскаяние, но ей этого не понять, она думает о деньгах и вилле. Сейчас он испытывал к ней ледяное презрение и судорожно сдерживал себя от оскорбительных, резких слов в ее адрес и в то же время понимал, что обстоятельства крепко привязали его к этой женщине, и она сейчас единственная, на кого он может опереться и кому доверить свою судьбу.