— Нет.
— Мне кажется, что помолвка, особенно с таким человеком, как Анна, сделает меня… более зрелым. В этом утверждении не слишком много пафоса? — Он улыбнулся мне. Его красота, статность и счастье в глазах, соединившись, сделали его подобным юному Богу, шагающему к своему золотому будущему. Я же почувствовал себя тяжелым, изнуренным спутником, обреченным лишь наблюдать сияние солнечного света, щедро исходившее от этого замкнутого ребенка.
Мартин тронул меня за плечо.
— Я хотел сказать, что сожалею о словах, сказанных прошлой ночью, насчет хаоса и страсти. Это, конечно, нонсенс. Ты был чудесным отцом. Между нами была некоторая дистанция, но это из-за твоей работы и различных обязательств. Все-таки ты никогда меня не подавлял. И если бы мы были очень близки, ты оказался бы чересчур втянутым в мою жизнь, возможно, я возненавидел бы это вмешательство. Еще хотелось бы поблагодарить тебя за доверие. Я уверен, что это ты советовал дедушке, когда решались мои материальные проблемы. Это огромная помощь. Мы с Анной собираемся начать поиски дома на следующей неделе. У Анны есть деньги, ты знаешь. Но я сам хочу обеспечивать нас. Иначе я не могу. Она хочет продать свой маленький домик, а я — свою квартиру. Надеюсь, этих денег хватит, чтобы купить соответствующий дом с помощью агентства в Челси. Боже, я действительно счастлив. Я совсем не был уверен, что она скажет «да». Ну разве жизнь не замечательная штука?
— Да, это так.
— Скажи, ты чувствовал что-нибудь подобное, когда вы с мамой обручились?
— Да, что-то вроде того. Я понял, что стал взрослым. — Мне необходимо было переменить предмет разговора. — Что ты думаешь о Салли и Джонатане?
— Эта пара очень серьезна. Я встретил одного человека из компании, где работает Салли. Он говорил, что она сделала отличный выбор. Я полагаю, что всегда недооценивал ее.
— Это часто происходит с братом и сестрой.
— Да-да.
Он совершенно ошалел от счастья. Салли, Джонатан, Ингрид и я преобразились его радостью в какие-то прекрасные фигуры, какими никогда не были прежде.
— Мама такая хорошая. У нее со мной так много беспокойства. Я думал, что она никогда не потеплеет к Анне. Но мама мудра и добра, и однажды она поняла неизбежность происходящего, как ты думаешь?
— Похоже, что так.
Он взглянул на часы:
— Лучше пойдем обратно. Папа, спасибо за все. Идем, будущее ждет.
29
— Ну вот, она окрутила его. Я знала, что так будет.
— Ингрид! Мартин совсем потерял голову.
— Вот именно. Я говорила тебе об этом давно. Но она хочет его. Хочет. И он ее устраивает.
— Значит, ты должна быть счастлива.
— Не совсем так. Но я склоняюсь перед неизбежным. — Она многозначительно заметила: — Я полагаю, все матери испытывают некоторую ревность, когда их единственный сын решает жениться. К сожалению, тут я не приобретаю дочь. Впрочем, как и ты.
— Что ты имеешь в виду?
— О, ты знаешь… потерять сына, приобрести дочь. У Анны нет никакого желания сблизиться со мной или с тобой в крайнем случае. Но если дружба Салли завершится так, как я думаю, у нас будет еще один сын, Джонатан.
— М-м, вероятно.
— Отец Анны показался мне весьма приятным. Мать, правда, была несколько холодна. Невероятно, что Мартин до сих пор не встречался с ними. Хотя все это произошло так быстро…
— Мы познакомились с Вилбуром.
— Верно. Свадьба предполагается в июне, значит, пройдет всего три месяца. Отец Анны приедет в Лондон и посетит нас за ленчем на следующей неделе. Я надеюсь, мы встретимся с ее матерью перед свадьбой. Должна сказать, будет очаровательно видеть, как они нарядятся, чтобы понравиться. Как ты считаешь?
— Да.
Все разваливалось. Я думал о поездке в Лондон. Но склонив смиренно голову и взявши на себя роль жертвы, я мог только наблюдать и терпеть, любить и терпеливо ждать, когда наступит мое время. «После всего, что было, — с тоской думал я, — это дальше от жизни, чем когда-либо прежде».
30
Отец Анны был англичанином того сорта, который на всех, видевших его, производил впечатление джентльмена. У итальянцев, французов, немцев есть своя аристократия, но только настоящий английский джентльмен отличается весьма строгими нравственными принципами, прикрывая их щитом совершенных манер. Именно таким был Чарлз Энтони Бартон. Приветствуя нас, он поклонился, и мы отправились на ленч в «Клэридж».