О-Маки. Сейчас не то что трех тысяч, а даже тридцати иен у меня нет…
О-Иси. Когда же мне за ними прийти?
О-Маки. Когда?… Но мы разорены!
О-Иси. Оттого я и обращаюсь к вам лично, госпожа.
О-Маки. Денег нет.
О-Иси. Значит, не дадите?
О-Маки (выходит из себя,). Вот надоела! Заладила: «У вас…», «от вас…».
О-Иси (пожимает плечами). Ах вот как… Прошу прощения… В таком случае вот что я вам скажу, госпожа. Известно ли вам, где сейчас находится ваш сынок? Да-да, молодой господин Тоё.
О-Маки изумлена.
Ведь Путако, слава богам, совсем поправилась от болезни и сейчас пользуется большим успехом в чайном домике «Вакатакэ», сынок ваш очень к ней расположен.
О-Маки ошеломлена.
Впрочем, это бы ладно, а вот то, что он приходит веселиться без гроша в кармане, – никуда не годится. Так вот, ваш сынок заявил мне, что у тетушки Фурукавы имеется его доля, которую он дал ей на хранение через вас, и что я могу получить эти денежки, когда захочу.
Тетушка растерянно смотрит на О-Маки.
О-Маки. Это Тоё сказал такое? Не знаю, что он там наговорил, но его дела меня совершенно не касаются.
О-Иси. Ах вот оно что. Вы что же, из дому его выгнали, что ли?
О-Маки. Пожалуй, что так.
О-Иси. Тогда ничего не поделаешь. Остается лишь препроводить его в полицию, поскольку страдает наш бизнес… Вас так больше устраивает?
О-Маки. Поступайте как знаете.
О-Иси (меняя тон). Гм. Да вы и вправду железная. Я это слышала, но не совсем себе представляла. Что ж, пусть так. Когда в первый раз я порвала с вашим мужем, я наотрез отказалась от отступных, которые он предлагал мне, и рассталась с ним благородно, красиво. Но тогда я была молода. Сейчас все обстоит иначе. Я забочусь не о себе, а о дочери. Так что не думайте, что так просто со мной разделаетесь. Зря на это рассчитываете. В следующий раз я с вами по-другому поговорю… (Поднимается, кряхтя и охая.) Ну, засиделась я у вас… (Уходит.)
Умпэй дремлет в коляске.
Кадзуо. Ужасная старуха.
Кэнскэ (возвращается вместе с пастором). Жара, видно, на нее действует.
О-Маки. Опозорилась перед сэнсэем.
Пастор. Кстати, госпожа, я пришел поговорить о подарках для армии. Вы уже в курсе дела?…
О-Маки. Да, вчера слышала от соседки… Очень хотелось бы, с вашего позволения, помочь, но, понимаете, мы уже…
Пастор. Нет-нет, на сей раз речь идет не столько о материальной помощи, сколько о моральной.
О-Маки. Я и в церкви давно не была, что меня очень мучает, но…
Пастор. Вы согласитесь, однако, чтобы я внес ваше имя в список инициаторов сбора?
О-Маки. Да, конечно… Однако будет ли от этого польза?
Пастор. Не сомневайтесь… Кстати сказать, сидеть безвыходно дома вредно для здоровья. Вам надо бы привозить его хотя бы на вечернюю службу.
О-Маки. Благодарю вас…
Пастор. Ну, счастливо оставаться. Нет-нет, пожалуйста, не беспокойтесь, сидите… (К Кадзуо.) Кланяйтесь всем вашим домочадцам в Исиномаки. (Направляется в сад.)
Сэцуко и Кэнскэ провожают его.
Кадзуо (зевает). Пожалуй, отец теперь самый счастливый. (Толкая коляску, уходит.)
О-Маки, заметив на столе письмо, берет его, разглядывает с обеих сторон, затем не без опаски вскрывает.
Тетушка. Интересно, правда ли, что Тоё находится у этой девицы? В таком случае… (Не получив ответа, встает.) Ну, пойду, пока не стемнело… Вот скверный мальчишка! (Уходит.)
Сэцуко (вбегает с радостным видом). Мама, я получила письмо от мисс Поулен. Я только что ей звонила, она зовет меня с собой в Корею. Наконец-то я знаю, где буду работать. (Замечает, что мать расстроена.) Что с тобой, мама?
О-Маки (поднимает голову, она так взволнована, что рот ее судорожно кривится). Что такое?!
Сэцуко. Наконец-то нашлось для меня место учительницы в женской гимназии. Так что…
О-Маки. Сэцу-тян, прочти вот это.
Сэцуко. Это то письмо, которое недавно пришло? Откуда? (Прочитав, меняется в лице, смотрит на мать.)
Пауза.
Тетушка (входит). Надо еще что-нибудь положить в тот ящик?… Что это с вами?…
О-Маки (указывает на письмо). Прямой шантаж. Кавасаки пишет, что согласен дать развод Сэцуко, но взамен требует тысячу иен.
Тетушка. Кто? Бывший муж Сэцуко? Требует тысячу иен? Где же он сейчас?
О-Маки. Почем я знаю! Адреса нет.
Тетушка. Даже адреса не сообщил?
О-Маки. Он просто издевается надо мной. Пишет: «В обмен на документы прошу передать посыльному…»
Тетушка. Посыльному? Кого-нибудь, значит, пришлет. До чего же настырный! Мало того, что причинил столько неприятностей, так еще вымогает деньги.
О-Маки встает, пошатываясь. Входит Кэнскэ.
О-Маки (Кэнскэ). Итак, прошу вас сделать все, о чем мы с вами договорились. (Выходит, пригласив Кэнскэ следовать за собой.)
Тетушка. Ну и дурак же он! Кто же выложит ему тысячу иен? (Уходит.)
Сэцуко некоторое время стоит неподвижно, глядя на закат. С ее лица постепенно исчезает выражение надежды. Горничная убирает чайную посуду и уходит. Спустя некоторое время входит человек в легком пальто японского покроя[10] поверх кимоно, в кепке. Он с опаской осматривается и потихоньку приближается к Сэцуко; хочет окликнуть ее, но не решается. Сэцуко, почувствовав, что в комнате кто-то есть, оглядывается, замечает незнакомого мужчину и от страха готова закричать, но человек быстро снимает кепку и очки. Это Кавасаки.
Сэцуко. Ах!
Кавасаки. Прости, что напугал. Хотел позвонить, но у вас теперь, оказывается, другой номер… Все здоровы?… Что это, вы куда-то переезжаете?
Сэцуко (немного успокоившись). Когда ты приехал?
Кавасаки. Только что. Хотел пройти через прихожую, но там все завалено вещами. Пришлось войти со стороны сада. И как раз удачно, ты здесь.
Сэцуко. Ты из Токио?
Кавасаки. Вчера отправил письмо, а потом подумал, что лучше, пока оно не пришло, приехать самому.
Сэцуко. Письмо?…
Кавасаки. Да. Не очень-то благородного содержания…
Сэцуко. Письмо маме?
Кавасаки. Уже пришло?
Сэцуко. Да, совсем недавно.
Кавасаки. Нескладно получилось. Мама, наверно, удивилась? Что она сказала?
Сэцуко. Значит, это все-таки недоразумение, твое письмо?
Кавасаки. Я хотел с тобой посоветоваться.
Сэцуко. Правда? Так я и думала. Я знала – что бы ни случилось, ты не можешь прислать такое письмо…
Кавасаки. Обстоятельства складываются по-разному. Давай не спеша потолкуем. Ты что-то бледная… Ты здорова?
Сэцуко. Сейчас уже все прошло.
Кавасаки. Все это время жила дома?
Сэцуко (потупившись). Да… Столько событий произошло… Я уезжаю в Корею. Мисс Поулен берет меня на работу в свою женскую гимназию.
Кавасаки. Гм-м. Учительницей музыки?
Сэцуко. Официально это решится в апреле будущего года. Жалованье восемьдесят иен.
Кавасаки. Прекрасно! В самом деле прекрасно. Во всяком случае, я горячо одобряю то, что ты уедешь из этого дома, перестанешь зависеть от матери.
Сэцуко (огорченно). Ты не так меня понял. Я потому и хочу работать, что дома теперь нужда. Буду работать, чтобы помочь семье.
Кавасаки (смеется). Я вижу, ты изменилась к худшему. Ну да ладно. Какие бы ни были у тебя побуждения, все равно я рад, что ты станешь самостоятельной. У меня будто камень с души свалился.
Сэцуко (смягчившись настолько, что уже может шутить). А ты хоть изредка вспоминал обо мне?
Кавасаки. Не говори глупостей.
Сэцуко. Как там мое пианино?
Кавасаки. Пианино?… Гм. Сейчас не до музыки. Наше движение переживает трудные времена.