По мере продвижения советских армий по восточной Германии в рейхсканцелярии уже всерьез рассматривался вопрос о применении тактики «выжженной земли» — полном уничтожении немецкой промышленности и инфраструктуры в тех районах страны, которые попадали под советскую оккупацию. Гитлер лично ратовал за этот проект. Ему, однако, возражал А. Шпеер. В своей памятной записке на имя фюрера от 15 марта 1945 года он вновь пытался убедить Гитлера в неизбежности военного поражения и призывал задуматься о судьбе нации.
Шпеер отмечал:
«Полного крушения немецкой экономики следует со всей определенностью ожидать в ближайшие четыре — восемь недель... После этого краха продолжать войну военными средствами станет невозможно... Мы должны предпринять все, чтобы до конца сохранять, пусть даже самым примитивным образом, основу для существования нации... На этом этапе войны мы не имеем права производить разрушения, которые могут отразиться на жизни народа. Если враги хотят уничтожить нашу нацию, которая сражалась с непостижимой храбростью, тогда пусть этот исторический позор полностью ляжет на них. Наш долг — сохранить для нации любую возможность возрождения в отдаленном будущем...»
Реакция Гитлера на меморандум Шпеера была резко негативной. Его циничные слова, по сути дела, стали своеобразным манифестом нацизма на финальной стадии Второй мировой войны:
«Если война будет проиграна, нация также погибнет. Это ее неизбежный удел. Нет необходимости заниматься основой, которая потребуется народу, чтобы продолжать самое примитивное существование. Напротив, будет гораздо лучше уничтожить все эти вещи нашими же руками, потому что немецкая нация лишь докажет, что она слабее, а будущее будет принадлежать более сильной восточной нации (России). Кроме того, после битвы уцелеют только неполноценные люди, ибо все полноценные будут перебиты».
Во имя каких-то «великих целей» Адольф Гитлер, уничтоживший десятки миллионов человек во всем мире, готов был пожертвовать и судьбой своей нации, жизнью всех немецких мужчин и женщин, стариков и детей.
Готов ли был весь немецкий народ к той судьбе, которую ему уготовил фюрер? Понимал ли он, что нацистское руководство уже вынесло ему окончательный «приговор»?
Деморализованное, уставшее от войны и отчаявшееся население Германии, несмотря на интенсивную обработку геббельсовской пропаганды, не воспринимало близкий конец войны как свою гибель, как гибель Германии. Не случайно, кстати, никакого мощного массового движения, аналогичного движению Сопротивления на Западе или партизанскому движению в СССР, в Германии на последней стадии войны так и не возникло. Нацистский режим, имевший в прошлом довольно мощные народные корни в Германии, теперь оказался полностью скомпрометированным и не способным воодушевить население на борьбу за свое сохранение.
С каждой неделей, с каждым днем внутриполитическое положение в Германии становилось все более критическим. 26 апреля 1945 года британская разведка перехватила предназначенное для Гиммлера совершенно секретное сообщение. Английские криптографы, имея возможность читать немецкие шифровки, без особого труда узнали, что положение Германии достигло критического момента. Стране грозил реальный голод, запасов продовольствия у Германии оставалось лишь на две недели — до 10 мая.
Счет шел уже действительно на дни...
В новый 1945 год, последний год великой мировой войны, вооруженные силы фашистской Германии вступили значительно ослабленными, однако они по-прежнему представляли собой мощную военную машину. Отступление на Восточном фронте, открытие второго фронта в Западной Европе — все эти негативные для Берлина факторы не могли не отражаться на состоянии вермахта.
По состоянию на 1 января 1945 года советская военная разведка насчитывала в составе вооруженных сил Германии и ее союзников 301 дивизию и бригаду, в том числе:
немецких — 263 дивизии и 13 бригад;
венгерских — 16 дивизий и 2 бригады;