Пройдя приблизительно около версты, я, наконец, дошел до огородов. К тому времени стрельба значительно усилилась. Появились небольшие цепи украинцев. Когда я обращался к ним с вопросом, дабы мне как-нибудь ориентироваться, я получал от них ответы, которые совершенно не помогали моему делу. Тогда я решил идти прямо, будь что будет.
Через полчаса я уже был вне ближайшей опасности, выстрелы противника слышались позади. Дорога оказалось незанятой. Редкие крестьяне, попадавшиеся по пути, указывали мне места, занятые большевиками; я эти места обходил, таким образом я добрался до Жулян. Там уже пошел по полотну железной дороги.
К вечеру я был уже в Василькове. Расстояние от Василькова до Киева, кажется, 36 верст. Я очень устал. Переночевав у одного еврея, на следующий день на наемной паре кляч к вечеру приехал в Белую Церковь и с места отправился в расположение штаба корпуса. Я только застал там находящиеся под начальством капитана Андерсона остатки штаба корпуса. Сам корпусный командир со штабом был в Василькове.
Большевики, занявши Фастов, двигались на Киев. У бедного Андерсона настроение было очень подавленное, так как у него на руках были казенные деньги, и он не знал, что с ними делать. Андерсон мне сказал, что в Белой Церкви с минуты на минуту ждут прихода большевиков, и он советовал мне уехать, так как в Белой Церкви есть много местных большевиков, которые меня ищут. Этот же Андерсон мне сообщил, что Полтавец и все офицеры Казачьей Рады поехали в Звенигородку, где по некоторым сведениям были казаки, желавшие идти драться с большевиками. Я решил переночевать в Белой Церкви и остановился у одной очень сердечной и милой женщины, жены артиллерийского полковника. Никогда я не забуду той заботливости, которую она проявила по отношению ко мне.
Весть о моем приезде среди некоторых лиц, встретивших меня, разнеслась по городу, и ко мне стали являться лица с просьбой уехать, так как я здесь ничего не могу сделать. Помню, ко мне пришел полковник Лось, организовавший оборону. Его через несколько дней после этого убили. Являлись и подозрительные господа, которые шли ко мне, чтобы узнать мои планы, и затем бежали сообщить обо всем узнанном большевикам, во главе которых стояла какая-то еврейка, на мое счастье, поехавшая за инструкциями в Киев. Этим господам я ничего не сообщал.
После некоторого колебания, я решил ехать в Звенигородку, желая лично убедиться, нельзя ли поднять казаков. Там я поехал к одному из деятелей Казачьей Рады, но, поговорив с ним, увидел, что ничего не выйдет. До Звенигородки из Киева доходили самые неопределенные сведения. Говорили некоторые, что в Житомире находятся украинские части, которые хотят драться с большевиками, другие, что под Киевом идут бои.
Видя, что в Звенигородке ничего не выходит с казаками, я решил послать Полтавца на Кубань выведать, нельзя ли там собрать какие-нибудь части, а сам поехал в Киев, чтобы там узнать о точном положении дел.
На станции был всякий сброд большевиков, тут же находилось много кавалергардов и конногвардейцев из эскадронов, которые были мною расформированы в декабре месяце. Все они меня прекрасно знали в лицо, так как я всю свою жизнь провел в этой бригаде, а потом командовал их дивизией, по мой костюм и небритая в течение долгого времени борода меня спасли. Я сидел между ними часа три, разговаривал с ними, они мне рассказывали о своих похождениях, а я себя выдавал за мастерового электротехника, едущего в Киев за работой. Минуты мне казались вечностью, но все обошлось благополучно.
Подошел поезд, и я, забившись в какой-то вагон с дровами, благополучно уехал в Казятин. В Казятине целая ночь таких же мучений. Все меня там знали еще за время моего осеннего командования корпусом против большевиков, но я из предосторожности уселся в группе пленных немцев, возвращающихся в Германию. Немцы уверяли, что у них никакого большевизма быть не может.
Прибыл поезд на Киев, но он был так переполнен, что никакими усилиями в вагон нельзя было протиснуться, наконец, где-то в хвосте поезда у одного вагона стояла меньшая толпа товарищей, я решил забраться туда. С трудом пробрался к отдвижным дверям товарного вагона, поднял руки, чтобы положить свои вещи, находящиеся в сухарных солдатских мешках, но в это время почувствовал, что с обеих сторон в карманах моих рейтуз кто-то выбирает содержимое. Я спешно взял обратно свои вещи, положил их на платформу и схватил за шиворот маленького невзрачного солдата, который стоял около меня. Он барахтался и ругался, я его при всех, указывая, что он вор, обыскал, но ничего не нашел. Несомненно, что это была шайка и что все украденные вещи он передал другому, а тот удрал.