— Карбони слушает.
Голос исчезал и вновь возникал в металлическом шуме.
— Баттистини.
Он назвал собственное имя, его раздражало притворство.
— Добрый вечер, Джанкарло.
— У меня мало времени…
— У тебя столько времени, сколько тебе понадобится, Джанкарло.
Пот струился ручьями по лицу юноши.
— Вы удовлетворите требования Нуклеи Армати Пролетари…?
Голос его осекся.
— Требования Джанкарло Баттистини — еще не требования наповцев.
— Мы принадлежим к одному движению, мы…
Он замолк, поглощенный тиканьем часов на руке, которое влекло его к поражению.
— Ты слышишь, Джанкарло?
Юноша колебался. Сорок секунд уже прошло, сорок секунд из двух минут, которые требовались для того, чтобы выследить его.
— Я требую свободы Франки… если вы дорожите жизнью Аррисона, вы должны на это пойти…
— Это очень сложный вопрос, Джанкарло. С ним связано очень много проблем.
В его ответах было ужасное мертвенное спокойствие. Он бросил вызов, но не мог припереть их к стенке и оставить в таком положении.
Прошло уже около минуты.
— У меня только один вопрос, Карбони: да или нет?
В искаженном голосе впервые послышалась нотка беспокойства, шум дыхания смешивался с атмосферными помехами.
— Здесь Франка, чтобы поговорить с тобой, Джанкарло.
— Да или нет, это мой вопрос.
Прошло уже больше минуты: стрелка начала проходить второй круг.
— Сейчас с тобой поговорит Франка.
Глаза всех присутствующих в комнате обратились к лицу Франки Тантардини.
Карбони прижимал телефонный микрофон к рубашке, вглядывался в женщину, будто старался увидеть, что у нее глубоко в мыслях, но видел только лишенные эмоций гордые, спокойные глаза и знал, что это решающий момент. По выражению ее рта и положению рук, которые лежали спокойно, не выказывая нетерпения, ничего нельзя было прочесть. Полная тишина и атмосфера будто свинцовой тяжести, которую даже не знающий итальянского языка Карпентер, мог почувствовать и которой страшился.
— Я доверяю вам, Франка.
Это были едва слышные слова, и рука Карбони с телефонной трубкой потянулась навстречу руке Тантардини.
Теперь в ее улыбке были беззаботность и небрежность. Что-то почти человеческое. Длинные стройные пальцы потянулись к толстым обрубкам Карбони. Когда она заговорила, голос ее звучал ясно, это был голос образованного человека, в нем не было ничего грубого, никакого слэнга, ничего от языка отбросов общества.
Дочь состоятельных родителей из Бергамо.
— Это Франка, мой маленький лисенок… не перебивай меня. Слушай. Слушай меня и дай закончить. Сделай так, как я тебе скажу, точно так, как я тебе скажу. Они просили меня приказать тебе, чтобы ты сдался. Они просили меня сказать тебе, чтобы ты отпустил англичанина…
Карбони тихонько скользнул глазами по своим часам. С момента начала разговора прошла минута и двадцать секунд. Он представлял, как суетятся сейчас работники Квестуры. Выделение коммуникации, оценка процесса набора цифр, прослеживание соединения обратно к его источнику. Он напрягся и подался вперед, чтобы лучше слышать ее слова.
— Ты просил о моей свободе, лисенок. Послушай меня. Свободы не будет. Это я говорю тебе, Джанкарло. Это последний…
Это было делом минуты. Франка поднялась на ноги, держа правую руку высоко над головой, кулак, сжатый в жесте салюта. Лицо, искаженное ненавистью. Мышцы шеи рельефно выступили, как трубы канализации.
— Убей его, Джанкарло! Убей свинью!
Они вскочили на ноги, попытались до нее добраться, но она рванулась, как удар хлыста, к трубке на столе Карбони и вырвала телефонный шнур из стены. Они свалили ее на пол. Маленькие человечки в комнате пинали и били безучастное тело женщины, а Карбони и Карпентер, отделенные от этой группы толпой с разных сторон, оставались на месте и пытались оценить размеры катастрофы.
— Отвезите ее назад в Рибиббиа, я не хочу, чтобы на ней были синяки… Ничего не должно быть видно, никаких отметин.
В его голосе был ужасный ледяной холод, как если бы эта шоковая волна предательства сломала Джузеппе Карбони.
Зазвонил другой телефон. Он поднял трубку, приложил к уху и оперся всем весом на локоть. Слушая, он наблюдал, как Франку Тантардини выносили из его офиса. Карбони кивнул, так как информация, которую он получил, не требовала благодарности.
— Это из подвала. Я обещал дать в их распоряжение две минуты, чтобы засечь его. Но оказалась только минута сорок секунд. Говорят, что этого недостаточно. Я подвел вашего человека, Карпентер. Я его подвел… Они ничего вам не дали? — рявкнул Карпентер.