Полковник рубил воздух старой кавалерийской саблей.
Карпентер оперся лицом на руки, с минуту улыбался, стараясь подавить свой гнев.
— Меня обыграли, обошли… Поэтому я хочу знать одно: когда они говорят, что пристукнут его, когда это говорит Баттистини, должны ли мы этому верить, как евангелию?
Кэролайн Чарлзворт поднялась со стула: слава Богу, этот вопрос пройдет без дурацких комментариев.
— Обед будет через несколько минут.
— Ответьте вы на этот вопрос, Бастер, — сказал Чарлзворт. — Это важный вопрос, самый важный вопрос сегодняшнего вечера.
Жесткие ясные глаза ветерана смотрели на Карпентера.
— Ответ положительный. Когда они говорят, что убьют, они держат свое слово.
— Дело чести?
— Я повторяю, мистер Карпентер, они держат свое слово.
Из кухни появилась Кэролайн Чарлзворт. Обед был готов. Она шла впереди, мужчины следовали за ней. В столовой Карпентер заметил вино на столе, портвейн и бренди на буфете. Находиться здесь было утешением, спасением от уродливой и чудовищной действительности.
Поздно вечером мать малыша наконец пришла за ним. Быстрым взмахом руки она отмела его возражения и схватила его так, что он оказался сидящим верхом на ее бедре, и она унесла его из гостиной. Все это было проделано быстро и умело, а фермер, видимо, не заметил того, что ребенок исчез, как не замечал его присутствия. Она уткнулась носом в шейку сына, увидела, какие отчаянные усилия он делает, чтобы глаза не закрывались, и мысленно упрекнула себя за то, что позволила ему бодрствовать так долго. Потом понесла его в его комнату.
— Мама.
— Да, мой милый.
Она уложила его в постель.
— Мама, если папа скоро проснется, он придет посмотреть на меня?
— Ты будешь спать. Увидишься с ним утром.
Она натянула ему до подбородка грубую простыню.
— Я должен ему рассказать, что видел…
— Что это было — дикая свинья, лиса…?
Она видела, как ребенок зевнул.
— Мама, я видел…
Она заглушила поцелуем его слова и на цыпочках вышла из комнаты.
Работой Агенте было проверять в последний раз двери камер после того, как заключенные, содержащиеся с максимальной строгостью, заканчивали свою прогулку, и их разводили по одиночным камерам на ночь. Он имел обыкновение быстро заглядывать в замочную скважину, а потом вставлять туда смазанный маслом болт. После него приходили другие, когда огни уже были потушены, чтобы сделать последнюю ночную перекличку.
Агенте нашел бумагу, сложенную в один раз, на коврике у парадной двери своего дома. Это был маленький клочок, вырванный из блокнота и замахрившийся на краю. На листке карандашом были написаны цифры, которые Агенте сразу же понял. Три цифры означали номер камеры начальника штаба наповцев.
Добравшись до двери, Агенте подтолкнул ее на несколько дюймов, впихнул бумагу внутрь, вернул болт в прежнее положение и пошел дальше. Ни один из коллег, даже если бы увидел его за этим занятием, не подумал бы, что он передал записку.
Капо отложил свое еженедельное письмо к матери в город Сиена, расположенный среди холмов, увидел бумажку и соскользнул со стула, чтобы поднять ее.
L'aministrazione dice non per Tantardini.
Тантардини не получит свободы. Он так и говорил. Он это предвидел. Потому что англичанин не представлял большого значения. Ну что ж, пусть будет так, пусть истечет срок ультиматума, тогда грянет выстрел. В римских газетах они называли это стратегией напряжения, созданием атмосферы нестерпимого страха. Смерть врага всегда способствовала формированию атмосферы страха, если ее невозможно было добиться в процессе переговоров и сделок. Будет лучше, если англичанина убьют.
Но кто был этот Баттистини? Он никогда не слышал об этом юноше, который мог совершить так много. Почему? Радио в его камере сообщило, что полиция придерживалась мнения, будто этот парень действовал один… замечательно, из ряда вон выходящее явление… а комментатор назвал его любовником Франки Тантардини и пустился в рассуждения о том, что это-то и было причиной его действий. А кто в движении не был любовником Франки Тантардини? Сколько наповцев в этом блоке не черпало утешение в часы, проведенные в обществе Тантардини, наслаждаясь плотью и ласками этой женщины? Настольная лампа осветила безрадостную улыбку. Возможно, она была первой женщиной юноши, и он поверил, что одержал победу. Если это так, то он покорит горные вершины ради этой женщины, возможно, умрет ради Тантардини. Конечно, он готов убить ради нее. Когда они исполнят приговор, он выпустит коммюнике от своего имени в стенах Асинары. Желаем отваги, дитя. Мы тебя любим, мы с тобой. Но почему ему никто не говорил об этом юноше?