— Очень остроумно.
— Да, — вежливо отозвался Челси. Потом, повысив голос: — мы можем обойтись без этого спектакля.
Он помолчал и продолжил:
— Все эти люди ехали к нам в парк.
— Откуда вы знаете? — спросил Тайл.
— Судите сами, куда еще могли они направляться и зачем.
— Другими словами, вы хотите, чтобы все это как можно скорее рассосалось.
— Да, конечно, — подтвердил Челси.
— Настоящее соревнование.
Глаза Челси сузились. Он холодно сказал:
— Я не это хотел сказать, — Челси попытался обратиться к разуму собеседников, — сами посудите, не лучшее развлечение для детей глядеть на повешенного.
— Кажется, им это нравится. Хотя нам не требуются зрители, — добавил агент Хоукинс. — К сожалению, такое часто случается в жизни.
— Вы не могли бы ускорить, чтобы его… сняли? Чем дольше он будет висеть, тем больше людей остановится, — сказал Чарльз, оглядывая толпу, — да, это была плохая идея.
Джим Тайл не мог больше этого выносить:
— Что было плохой идеей?
— Про Флориду, да ты не поймешь.
Челси развернулся и исчез в толпе глазеющих. Следователь еще раз обратил взор на тело, свисавшее с моста, и спросил у Тайла:
— Так как насчет того, чтобы снять его?
— Это очень просто, — отозвался патрульный, — я залезу и обрежу веревку.
— Ты действительно думаешь, что это выход из положения?
Джим Тайл посмотрел на него с усмешкой.
Тот продолжал:
— Я имею в виду, при всех этих людях? Что, если он ударит кого-нибудь, посмотри, сколько под ним лодок. Я думаю, это слишком рискованно, кто-нибудь обязательно пострадает.
— Разве что от упавшего полицейского, — сказал Тайл задумчиво.
— Очень остроумно. Посмотри на всех этих проклятых туристов.
Джим взял рупор и велел всем лодкам причалить к берегу. Также он велел следить за детьми. Потом он подошел к середине моста и увидел, что прочная рыболовная леска была обвязана вокруг перил. Второй конец лески обвивался вокруг шеи повешенного. Полицейский взял 35-миллиметровую видеокамеру и снял мост, леску и повешенного.
Потом он отложил камеру и посмотрел в сторону следователя. Когда тот дал знак, Джим обрезал леску.
Толпа заревела: «О-о-о-о-о!» Затем раздался всплеск. Лодка с полицейскими подплыла к трупу, и он был выловлен. Следователь поделился своими соображениями с Джимом:
— Я не думаю, что это самоубийство.
— Что, кто-то заманил его сюда?
— Нет, мне кажется, случилось приблизительно следующее, — начал объяснять Хоукинс, жестикулируя руками, — ты знаешь, как эти кубинские парни накидывают петли на шею?
Он показал на себя, как будто у него что-то было на шее.
— Я так думаю, он подошел помочиться… кстати, какого цвета у него были глаза? Наверняка, карие.
— Я не видел, — сказал Тайл. У него было предубеждение против трупов.
Медицинский эксперт вручил Хоукинсу бланк с описанием повешенного.
— Я был прав, — произнес следователь, — карие.
— Черт возьми, я знал его, — воскликнул Джим, — он не был рыбаком.
— Интересно, как его звали. Он потерял свое удостоверение вместе со штанами.
— Энжел, — сказал патрульный, — Энжел Гавирья. Не спрашивайте меня, как это пишется.
— Откуда ты его знаешь?
— Он пытался стать полицейским, — проговорил Джим, накрывая мертвое лицо, — перед тем, как его осудили.
— Осудили за что?
— За убийство первой тяжести.
— Боже мой. И вот он…
Бад Шварц был взломщиком с тех пор, как ему исполнилось 17. Он и не гордился этим, но и не стыдился. Это было его периодическим занятием. В этом выражался его талант. Мать очень старалась отправить его на честную работу, Бад был единственным из ее трех детей, так и не сделавшим себе карьеру. Его сестра была адвокатом, а брат биржевым маклером, и оба были бедны, как церковные мыши.
Бад Шварц был обманщиком, но он жил в гармонии с самим собой. Он считал себя опытным взломщиком, стремительным, расчетливым и неуловимым. Те пять раз, что его ловили — это были случайности. Ротвейлер, которого не было раньше в этом саду, всевидящая соседка, ухаживающая за своими проклятыми бегониями в 3 часа ночи — все это всего лишь случайности. Творческие неудачи, как считал Бад. На самом деле он был консервативным, не любящим неоправданный риск, парнем. Почему он согласился украсть мышей для Молли, он сам не мог понять. Днем, в толпе людей, в центре этого чертова парка. Господи Иисусе!
Может быть, потому, что десять тысяч — это десять тысяч. В своей профессиональной воровской карьере он никогда не воровал ничего, что стоило бы больше тысячи долларов. Кто смог бы обвинить его за то, что он сказал «Да» Молли Макнамаре? К тому же еще Денни, который представляет из себя пару рук и все, ну еще развлекает тебя и помогает вести машину.