Кингсбэри покусал верхнюю губу. Он думал о материалах, о том, что было в них.
Его жена закуталась в простыню:
— Фрэнк!
— Делай, что он сказал, — велел ей Кингсбэри, — можешь взять с собой журнал, книгу, если найдешь.
— Трахала я вас, — прошипела Пенни. По пути в ванную она помахала им с выражением своей копии с картины.
— Я встретил ее в Дорале. Она торговала обувью для гольфа.
— Как мило, — отозвался Бад.
— Фази Заелер, Том Кайт. Я не ребенок. Это все клиенты Пенни, — Кингсбэри одел купальный халат и включил телевизор на случай, если Пенни захочет подслушать.
Бад взял пистолет со столика и бросил его в карман. Холодный металл, прикоснувшись к интимным частям тела, заставил его содрогнуться. Боже, как он ненавидел пистолеты!
Кингсбэри спросил:
— Вы видели картину в большой комнате?
— О, да! — ответил Денни.
— Мы занимались этим в Балтиморе. Это в седьмой или десятый раз, не помню. Я должен был брать полный курс траханья каждый день, сколько бы времени это не занимало. Когда делали фотографию, должно быть, сотни две парней стояло вокруг, глядя на ее сиськи. Пенни не обращала на это никакого внимания, она гордится ими.
— А что у вас пропало? — спросил Бад, возвращаясь к теме разговора. — Не могли бы мы узнать? Надо о многом поговорить.
Френсис X. Кингсбэри произнес:
— Я пытаюсь вспомнить. Вы взяли весь файл Рэмекс. Премии Джерси. Что еще?
— Это вы знаете, что еще.
Кингсбэри кивнул:
— Начнем с Американ Экспресс. Дайте мне номер.
Бад сел в колониальное кресло с высокой спинкой. Он сообщил Кингсбэри по памяти:
— Вы купили бриллиантовое колье в Нью-Йорке, серьги — в Чикаго. Да, и изумрудную ветку в Нассао, все вещи великолепны. — Он кивнул Денни, который наклонился над шкатулкой с драгоценностями миссис Кингсбэри и начал копаться в ней.
Кингсбэри заметил:
— Оставьте, их там нет.
— А кто же их взял?
— Это не важно.
— Но не для нас, — Бад кивнул в сторону ванной, — мне кажется, ваша жена тоже заинтересуется.
Кингсбэри понизил голос:
— Конечно, я пользуюсь кредитной карточкой, кто носит с собой такие деньги?
— Плюс страховка, — отозвался Денни, лапая драгоценности, — вещи ведь могут быть разбиты или украдены, это — вообще новая штучка.
«Грандиозно, — подумал Бад, — он становится коммерсантом».
— Вот великолепная штучка. Прекрасная, — Денни поднял бриллиант, играя им на свету, — я думаю, не меньше двух каратов.
— Полтора, — уточнил Кингсбэри.
— В вашей карте несколько обедов и билетов на самолет. Это удобно, что все собрано вместе, в конце года вы сможете все проверить.
Кингсбэри попросил их назвать им сумму.
— Пять кусков, и мы ничего не скажем вашей жене, — предложил Бад.
— О, Боже! Мои документы, верните их!
— Нет проблем. А теперь поговорим о серьезных деньгах.
Кингсбэри нахмурился. Он зажал кончик своего носа двумя пальцами, как будто хотел выпрямить его.
Бад произнес:
— Документы по делу Готти, мистер Кингсбэри.
— О, святая Богоматерь!
Денни взглянул из-за опалового браслета, которым он восхищался:
— А кто такой этот негодяй Готти? Король гангстеров, как сказал Бад.
— Сколько? — спросил Кингсбэри. Он вытянул руки на коленях. — Не играйте с этим.
Бад почувствовал страх в его голосе. Это вселило в него уверенность. С другой стороны, жена Кингсбэри кричала что-то о том, что она хочет выбраться из ванной. Но Кингсбэри не обращал на нее никакого внимания.
— Банки, дающие ссуды на Фалькон Трейс, знают ли они, кто вы такой? Парень из воровской шайки!
Кингсбэри не ответил.
— Я представляю, сколько денег они вам дали, но также представляю, что они могут потребовать их назад.
Френсис Кингсбэри прошел в ванную и велел Пенни заткнуться и держать свой сладкий зад на стульчаке. После этого он вернулся к грабителям и спросил:
— Итак, какое вознаграждение вы хотите? Полная сумма? Я имею в виду за Готти.
Денни еле сдерживался, чтобы не вступить в переговоры, он выжидательно смотрел на своего партнера. Бад пригладил волосы. Он хотел услышать, сколько предложит сам Кингсбэри.
— Я стараюсь понять, что будет справедливо…
— Назови ты это трахнутое число, — возразил Кингсбэри, — и я скажу, справедливо это или нет, черт возьми!
«Какого черта», — подумал Бад.