— Да? А как его имя?
Педро Луз ответил:
— Смит. Хосе Смит. — Это лучшее, что он мог придумать в то время, когда его мозги уже помутились. — Мужик, ты меня напрягаешь, — повторил он.
Полицейский держался так, как будто его ничего не трогало:
— Так вы офицер полиции, не так ли?
— Черт, — сказал Педро, — ты видел удостоверение.
— Да, конечно, я видел. Но вы сейчас очень далеко от своего участка.
— Эй, слушай, я расследую дело о наркотиках.
— Наркотики? — полицейский, казалось, был заинтересован. — Этот человек, Смит, он матерый контрабандист, да?
— Был, — ответил Педро, — увидит твою машину здесь и займется оптовой торговлей обувью.
— Хммм, — опять сказал полицейский.
Педро уже представлял себе, как он обхватывает его и сжимает, как очень большой тюбик зубной пасты.
— Только не говори, что собираешься прочесть мне мораль, — произнес Педро.
— Нет. — Но полицейский все еще держал свои толстые руки на двери «сааба», его лицо было в футе от Педро, так что Педро мог видеть целых двух себя в зеркальных солнечных очках.
Теперь полицейский спросил:
— Что случилось с твоим пальцем?
— Кошка укусила.
— Выглядит так, что она тебе всю верхушку съела.
— Так и есть, — сказал Педро.
— Должно быть, ничего себе кошечка.
— Да, придется эту чертовку усыплять.
— Неплохая мысль, — откликнулся полицейский. — Прежде, чем она укусит тебя еще куда-нибудь.
И тут вышел Уиндер, неся охапку одежды. Сел в машину — не свою машину, а кого-то другого, кого-то с опознавательной табличкой Королевства — и отъехал, включив радио.
Педро Луз, отвязавшись от полицейского, повел машину хладнокровно и хитро, дожидаясь, когда нахальный ублюдок достигнет того пустынного места на Кард Саунд Роуд, южнее Кэрисфорт Марина. Там Педро намеревался совершить большую акцию.
И тут «сааб» вдруг дернулся куда-то в сторону. Педро ничего не мог с ним поделать. «Сааб» врезался в проезжавшую мимо платформу. «Сааб»!
Педро Луз так разволновался, что выдернул рулевое колесо и с размаху швырнул его в дерево. И уже позже до него дошло, что мистер Кингсбэри не оценит случившегося с автомобилем, который стоит 35 тысяч долларов.
Час спустя приехала служба ремонта. Парень поднял развалину и стал что-то искать. Сказал что-то Педро, Педро его послал. Парень отвинтил крышечку бензобака, прищурил один глаз и посмотрел внутрь, как будто он в самом деле мог увидеть что-то.
Потом он глубоко втянул носом воздух, потер нос, опять вдохнул. И рассмеялся, как сумасшедший.
— Твои друзья устроили тебе действительно классное западло, — сказал он.
— Ты о чем?
— Подойди сюда и понюхай.
— Нет уж, спасибо, — отказался Педро.
Парень громко смеялся:
— Ну, теперь мне все понятно.
Педро попытался припомнить, когда же это случилось. Вспомнил, что кто-то шатался около машины, и он-то и сделал это, пока Педро разговаривал с этим задницей-полицейским. Это означало, что полицейский был тоже замешан.
Педро Луз сжал парню руку так, что пальцы побелели:
— Так скажи мне точно, что в баке?
— Виски, — ответил парень. — Я этот запах где угодно узнаю.
И теперь Педро Луз прицеплял крюк к «саабу» мистера Кингсбэри и размышлял, что еще могло быть не так. Думал об обезьянах и ворюгах и о том, что случилось с Чуррито. Думал об этом чертовом полицейском и о том, что кто-то ухитрился влить спиртное в его бак, а он даже не заметил.
Педро проклинал Джо Уиндера. В одном из своих карманов он нашел клочок бумаги, на котором он записал номер машины, которой управлял Уиндер. Это не много, но это единственное, чего он достиг в это длинное, никчемное утро.
Итак, Педро сказал парню, чтобы тот тащил «сааб» по направлению к мастерской и использовал для связи телефон в машине Кингсбэри.
Парень ответил, что не может выполнить желание Педро — это не входит в правила компании. И надо сидеть и ждать кого-то еще.
Этого Педро уже не смог снести после такого дерьмового утра. Поэтому он схватил парня и дернул его так, что вывихнул ему сразу обе кисти рук. Оставил его, корчившегося от боли, на траве около дороги, а сам прыгнул в его буксир и погнал по направлению к Волшебному Королевству.
«Матери дикой природы» зачарованно слушали рассказ Молли Макнамара. Они собрались в комнате старого дома Молли. Обычно с аппетитом закусывающие, сегодня «Матери» едва прикоснулись к еде; огромные куски бекона и сыра лежали неразрезанными на серебряном блюде — верный знак того, что они были расстроены.