— Понимаю, — Лилия подхватила полную корзину земли и передала её в сторону выхода, где Торизмуш перехватил груз, — но убьют нас, — злорадно продолжила она, — всё равно вместе.
— У-у-у-у!.. — зарычал Фонси.
— Красиво воешь, — одобрила девушка, — чисто тролль.
— Лучше знаешь что? — попросил Фонси, продолжая врубаться лопатой в завал. — Приведи сюда Заливая. Вдруг он умеет искать заваленных.
— Хорошо, — беспрекословно ответила Лилия, и Фонси даже рот от удивления забыл закрыть.
Девушка вышла из смиала, но не успел Фонси вздохнуть с облегчением — если вдруг что случится, она не будет заперта в норе вместе с ним, — как она вернулась, ведя за ошейник собаку.
— Заливай, — сказал псу хоббит, стуча по завалу, — нюхай, Заливай! Нюхай! Нюхай!
Лохматый пёс внимательно уставился на завал.
— Если он завоет, — пробормотал Фонси, так, чтобы не услышали риворы, — значит, дело плохо. Придётся уходить.
— Там снаружи уже всё селение собралось, — сказала Лилия, — уходить некуда. Правда, тётка Винхея их, если что, удержит.
— Сомневаюсь, — покачал головой Фонси, — там же матери этих детей...
Заливай упёрся передними лапами в завал и трижды гулко пролаял.
— Живые! — чуть не подпрыгнул Фонси, притянул Лилию к себе и поцеловал в губы. — Его всё-таки учили, чему надо!
— А вот тебя не учили! — возмутилась девушка. — Нашёл время и место!
— Ширский пёс залаял — значит, они живые! — крикнул наружу Торизмуш.
— Ширский пёс залаял, они живые! — передал дальше Хизмай.
— Широкий пёс сказал, что они живые! — громко выкрикнул хоббит Тарвай, и толпа снаружи радостно загудела.
— Так, — сказал Фонси, опуская лопату и отступая на шаг, — я боюсь, как бы остатки этой стены не обрушились внутрь и не зашибли кого. Рой, Заливай! Рой! Рой!
Пёс заработал передними лапами, так, что Лилия едва успела увернуться от летящей земли. Вдруг он подался вперёд, вперёд, и пропал, скрылся на другой стороне завала.
— Хисамай! — позвал Фонси, — Валдава! Не бойтесь собаки и вылезайте сюда! Вы целы?
Из дыры, куда исчез Заливай, высунулась чумазая головёнка.
— Я Анавейша, — бодро доложила головёнка, — мы все целы, нам только темно, а собаки мы не боимся. А Радавейшу не засыпало?
— Всё в порядке с Радавейшей, не волнуйся, — сказал Фонси, ухватил девочку под мышки и выдернул из дыры, — давайте быстрее наружу!
Заливай проследил, чтобы все четверо детей покинули нору, и выбежал вслед за ними.
— Ну, кажется, всё, — сказал Фонси, ноги у него подкосились, и он присел на кучу земли.
— Давай-ка мы отсюда тоже выйдем, — Лилия ласково взъерошила ему волосы, — а отдохнём уже потом.
Они вышли из чёрного устья смиала к собравшимся риворам. Фонси опирался на плечо Лилии, а в другой руке нёс лопату. Торизмуш и остальные артельщики, как их уже называл про себя Фонси, стояли у входа, словно почётная стража.
Фонси потянул носом. Пахло чем-то вкусным и жареным.
— Это им тётка Винхея наябедничала, что ты не обедал ещё сегодня, сказала Лилия, — вот они тебе поесть и приготовили. И, кстати, — она толкнула Фонси локтем в бок, — ещё до того, как узнали, что дети живые.
— Да, я зря про них так нехорошо думал, — согласился Фонси, поворачиваясь к девушке и заглядываясь на то, какая она красивая с разлохматившимися от работы волосами.
— Только не вздумай меня при всех целовать, — строго предупредила Лилия.
— Да что ты, я не собираюсь совсем, — соврал Фонси.
А толпящиеся на поляне кинейсмильцы и их гости — и Белладонна, и Винхея, и Гуго, и Торизмуш, и хоббит Тарвай, и Гербера — отвлеклись от обнимания детей и тисканья Заливая и закричали, замахали руками, загалдели, приветствуя Фонси и Лилию. И такая радость звучала в этом гомоне, что Фонси отбросил в сторону лопату и на глазах у всего народа крепко поцеловал Лилию.
Девушка даже не возмутилась, а просто фыркнула.
— А что, друзья, — сказал Фонси, — по-моему, пора уже и поужинать.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
в котором рассказывается о дальнейшей судьбе героев
Фонси не вернулся из своего путешествия. В Риворшире и он, и Лилия почувствовали себя нужными, нужнее, чем когда-либо в Шире. Да и клятва Ветера, которую он принял на себя, удерживала его. Спустя несколько месяцев Лилия и Фонси поженились, а через год их обоих стали уважительно называть хоббитами — столько добрых дел сделали они для своего нового дома.