— Мы бежали вместе, — тихо сказал товарищам Гервасио Пола.
— Ну и паршивая смерть, — вздохнул рядом с ним Синдульфо. — Только и проку, что разведет нас, наконец.
— Погибнем вместе, — сказал Гервасио, набрав воздуху в легкие. — Дай мне руку. И скажи остальным, чтобы взялись за руки.
Тут он увидел глаза товарищей и, почувствовав, что перед ними уже предстала смерть, зажмурился, чтобы жизнь не покинула его раньше времени.
— Да здравствует Мадеро! — крикнул Фроилан в ту минуту, когда грянул залп.
Разорванная на куски птица упала в реку Тьерра-Кальенте, и капитан подошел добить четырех мужчин, корчившихся в пыли.
— Когда вы наконец научитесь убивать их одним выстрелом, — сказал он солдатам; и ушел, разглядывая линии своей руки.
— Мой отец, мой отец, мой отец
Чад от пережаренного жира, распространяясь по внутреннему двору, поднимался в комнату Родриго Полы, на плоские крыши, в прозрачную высь и смешивался с другими запахами города. Элегантная и надушенная Пимпинела де Овандо в черных очках шла по Мадеро к конторе Роберто Регулеса. В голове ее четко, как на аспидной доске, вырисовывались цифры. Триста акций. Сорок пять тысяч гектаров. Место для Бенхамина в банке Роблеса. Вопрос об ужине у тети Лоренсы был улажен. Через посредство Регулеса можно было вернуть некоторые земли. Цифры стерлись, и всплыл образ тети Лоренсы, обремененной годами и воспоминаниями, сквозь который проступали другие образы: Порфирио Диас, ландо перед отелем «Портерс», затененная деревьями Сокало, тенты и островерхие крыши, много слов Я в течение долгих лет терпеливо ждал того времени, когда народ будет подготовлен к тому, чтобы выбирать и сменять состав правительства республики в период избирательной кампании, не опасаясь вооруженного мятежа, и ныне полагаю, что это время настало и давний крепкий аромат.
Так было предусмотрено?.. В один прекрасный день большой прием в честь маркиза Полавехи в старинном особняке — о, эти особняки с мансардами, которые, как гербы, говорят о высоком ранге, вкусе, состоятельности их обитателей! — на одной из улиц Амбурга (долгие годы безмятежного счастья теснились в памяти доньи Лоренсы в эту минуту); а назавтра отъезд — добровольное изгнание, продиктованное верностью. Донье Лоренсе казалось, что не последовать за доном Порфирио в Париж значит проявить малодушие, Хоакинито считал, что это уж слишком, лояльность лояльностью, но не надо перебарщивать, а дон Франсиско процитировал что-то относительно преимущества золотой середины, решив обосноваться с семьей в Нью-Йорке: так будут удовлетворены и чувство долга, и требования осторожности. Об асьендах никто не побеспокоился; жизнь вдали от родины, говоря между нами, скорее правило, чем исключение, и лишь обязанность присутствовать на празднествах по случаю Столетия могла лишить меня зрелища коронации Георга V и прервать мое восхитительное séjour[51] в Англии. В Нью-Йорке я уже облюбовал подходящую квартиру на Парк-Авеню. Лоренса сумеет завести знакомства. Хоакинито — эксцентричный молодой человек — будет развлекаться на званых вечерах с прогулками верхом, которые устраивают Вандербильты, а лето проводить в Ньюпорте. Поразмыслим спокойно: так или иначе буря скоро уляжется. Если Мадеро хочет удержаться у власти, он должен следовать политике мира, консолидации и укрепления моральных устоев, которую проводил генерал Диас; а в противном случае представляется неизбежным возвращение дона Порфирио. Разве не отдают ему должное даже его враги? «Его частная жизнь безупречна. Как отец семейства он сумел надлежащим образом воспитать своих детей, о чем свидетельствуют добродетели его дочерей и корректность, скромность и деловитость сына; как супруг он являет пример, достойный подражания, ибо оказывает своей благородной подруге все знаки уважения и любви, которых она заслуживает». Разве не таково господствующее настроение в современной Мексике? Разве образцовый порядок, олицетворяемый доном Порфирио, может быть заменен другим с сегодня на завтра? Великолепное здание мира и прогресса не так-то легко разрушить; революция — мыльный пузырь. Государственные служащие знают, что им платят лучше, чем когда бы то ни было, а семьи среднего достатка — что они живут в лучших жилищных условиях и лучше питаются и одеваются, чем когда бы то ни было. Во всяком случае, страна не сможет процветать без своей руководящей элиты. Кто бы ни возглавлял правительство, мало-помалу к руководству вернутся серьезные люди, которым и карты в руки, — недаром они сумели повести нацию по пути прогресса и порядка. Дон Франсиско мысленно составлял их списки и с удовлетворением констатировал, что других кандидатов на эту роль в Мексике нет. А за этими людьми он видел имена, названия фирм и компаний, свидетельствующие об уровне, до которого поднялась нация; дон Франсиско смаковал эти названия: они были ощутимым проявлением достигнутого равенства, они выражали тот факт, что Мексика впервые заговорила с миром на ты.