Мэри осмотрела весь магазин — ничего больше не пропало. Это меня, конечно, не удивило. Сондере, подручный сержанта, довольно молодой человек, вдруг робко улыбнулся и сказал мне:
— А я нас узнал.
— Узнали меня? — удивилась я и даже чуть встревожилась. С чего бы полисмен мог меня узнать?
Он продолжал:
— Вы — та девушка, которая рекламирует шоколад Марша, правда?
Я кивнула с чувством облегчения.
— Это было здорово! Вид у вас что надо. Только они, по-моему, вас недооценили.
Как ни странно, я слегка покраснела. Этот неожиданный комплимент отчасти успокоил меня. Все правильно, я — девушка, которая рекламирует шоколад, и для него я не менее привлекательна, чем сам шоколад. Этот человек был из другого мира — простой парень, который всегда говорит то, что чувствует, даже на службе. Это польстило моему самолюбию.
Между тем сержант и Мэри уже стояли у дверей, и Керр говорил Мэри, что если обнаружится еще какая-то пропажа, то следует позвонить ему. Это не слишком серьезное преступление — кража старинного бокала, который может стоить двадцать-тридцать гиней. Вызывает интерес лишь способ совершения кражи и целенаправленность действий похитителя.
— Похоже, что это коллекционер. У нас бывали такие дела. Знаете, есть чудаки, которым нужна вполне определенная вещь. Таких найти очень трудно. Прибыль и все такое их не интересует, им надо просто втайне наслаждаться своей игрушкой. Мы гораздо лучше подготовлены к борьбе с профессионалами, чем с подобными любителями. — Он, вероятно, хотел заранее объяснить неуспех своего расследования.
Когда они ушли, а я налила виски в рюмки и стала готовить ужин, Мэри заметила:
— И все же надежды на них мало. Уж если не смогли найти два миллиона фунтов после Великого железнодорожного ограбления, то где там найти один бокал. И все же это была ценная вещь. Какой позор, что кто-то пришел в магазин и совершил кражу! Бланш была бы в ярости.
Я отвечала ей что-то неопределенное, заглядывая постоянно в тетрадку Бланш с кулинарными рецептами, но мысли мои постоянно возвращались к каллоденской чаше. Мне было сомнительно, чтобы Бланш пришла в ярость, если бы могла узнать о случившемся, — ее чувства были бы гораздо сложнее. Я начинала понимать, что есть (или была) какая-то связь между ней и этим загадочным молодым человеком, и разгадка кроется в чаше или вообще в хрустале Шериданов. Но если так, то почему он сказал, что не был знаком с Бланш? Он ведь слишком молод и не мог знать ее, когда она жила в Ирландии. Все эти вопросы мешали мне работать. Меня злило, что я, вероятнее всего, не найду ответа, если сам таинственный похититель не пожелает мне все рассказать.
Мы ужинали с большим удовольствием, но почти в полном молчании. Для храбрости я налила себе две порции бренди. Мэри удивленно подняла брови, но ничего не сказала, занявшись своими сигаретами.
— Мэри, вы не могли бы вспомнить, заходил ли сегодня один покупатель...
Я описала известного мне молодого человека, и она сразу кивнула:
— Был, был такой. Он еще купил нож из слоновой кости для разрезания книг. Высок, удивительно хорош собой и действительно говорил с ирландским акцентом.
Я рассказала ей историю каллоденской чаши. Мэри была поражена и огорчена.
— Но ведь она, должно быть, стоит тысячи фунтов!
— Так дорого? — переспросила я, опасаясь, что она права.
— Конечно. Вы не знаете коллекционеров. Если эта чаша была всего в трех экземплярах, да еще имеет историческую ценность, то они на все пойдут, лишь бы правдами и неправдами достать такую вещь... Не могу только понять, почему Бланш... Она ведь, конечно, знала о чаше больше, чем можно предположить... А вы, Мора, с ума сошли; почему вы не рассказали об этом полиции? Конечно, это сделал тот злосчастный ирландец. А еще произвел приятное впечатление! Где у нас телефон сержанта?
Я положила было руку на телефон, но потом отдернула ее.
— Мэри, по-моему, он вовсе не хотел ее красть.
— Что за чушь? Кража есть кража.
— Не думаю, что это кража. Мне кажется, он или вернет бокал, или скажет мне, где он находится... В общем, что-то в этом роде. — Я беспомощно развела руками.
— Но нельзя же ничего не делать, а просто сидеть и ждать. Скорее всего, вы его больше не увидите... как и бокал. Кража есть кража, — повторила она.
— Но, видите ли, — не очень уверенно возразила я, — он же свободно мог купить чашу за семьдесят гиней. Зачем бы ему объявлять мне о ее истиной ценности? Так никто не поступает во время сделок. Так что ему было бы легко получить ее от меня законным путем.
— Но она не продавалась! Поэтому ему пришлось ее украсть.
— Однако я назначила за нее цену.
— Но вы ведь не стали бы продавать хрусталь Бланш.
— Он не знал этого... Да и я сама, честно говоря, в этом не уверена. Ведь когда-то этого магазина не будет, Мэри, не так ли? Я ведь не могу его сохранить за собой навсегда, ведь верно? Все дельцы по антиквариату в нашем районе знали, что магазин будет продан, и этот ирландец мог услышать об этом от любого из них. Так что, вполне возможно, я бы продала и хрусталь Бланш.
Мэри явно была расстроена. Обычно мало пьющая, она налила себе целый стакан бренди. Ее огорчала, вероятно, и мысль о дальнейшей судьбе магазина, и исчезновение ценной вещи, принадлежавшей Бланш.
— Так скажите, скажите же мне, зачем он это сделал?! — воскликнула она.
Отхлебнув бренди, я сказала, осторожно подбирая слова:
— По-моему, он хотел дать мне понять, что именно он взял бокал. Для чего — не знаю. Но думаю, скоро он мне сам все расскажет.
— Если так, то он чокнутый! Иначе, зачем бы молодому человеку с такой приятной внешностью идти на крайность, просто чтобы девушка его помнила. А вы что собираетесь делать со всем этим?
— Понимаете, все это как-то связано с Бланш. Мне надо подумать. Удивительно, как мало я, в сущности, знаю о Бланш и об отце. Вот хоть эта коллекция... А вы никогда ее не спрашивали об этом?
— А если вы ничего не придумаете, тогда что? — Она игнорировала мой последний вопрос.
— В понедельник обращусь в полицию.
— В понедельник вы будете на полпути в Испанию.
— Верно. — Я и забыла о своем путешествии. — Тогда вы все это расскажете в полиции.
— Сержант не поверит. Они там не совсем дураки, несмотря на неудачу с Великим ограблением. У вас могут быть неприятности за сокрытие фактов.
— Вряд ли он посадит меня в тюрьму за то, что украли мой же бокал.
Я хотела пошутить, но она поперхнулась и странно посмотрела на меня. Я быстро собрала посуду и пошла на кухню. Мэри не торопилась присоединиться ко мне.
Через некоторое время она появилась на кухне и стала вытирать посуду. Лицо ее выглядело странным и напряженным.
— Мора, — начала она, — почему бы вам сразу не рассказать все, что вы знаете о чаше? Я бы не стала упускать из виду подобных вещей. Она может оказаться гораздо ценнее, чем все, что до сих пор имелось в нашем магазине.
— Как сказать, — вздохнула я. — Мне и самой тут еще многое неясно. По правде говоря, я еще и сама не знаю, следует ли ему верить. Сколько лет простоял этот бокал в нашем магазине? Когда Бланш нашла его?