Я искала иного мира, чем холодный лондонский мир Клода и ему подобных, и вот попала в этот котел страстей, ненависти и старых обид. Конечно, я не принадлежала ни к одному из этих миров. Сейчас Отто Бергер казался мне символом чего-то более надежного и устойчивого.
— А кто такая Лотти? — спросила я.
Коннор вздрогнул.
— А что вы знаете о Лотти? — резко спросил он. В его тоне мне послышались боль и раздражение.
— Ничего, кроме этого имени. Отто Прегер сначала назвал меня так.
— Когда это было?
— Сегодня днем. Я решила пообедать на траве у стены замка, но нечаянно заснула. Меня разбудил его оклик — он назвал меня Лотти.
Коннор долго не отвечал. Потом он с трудом поднялся и заговорил:
— Лотти… А, понимаю. У нее прическа была похожа на вашу. Только ваши волосы темнее. Она была нордическая блондинка.
— Ее нет в живых?
— Она погибла на мосту в ноябре прошлого года. Это дочь Прегера. — Он быстро допил свое вино. — И она была моей женой.
Я молча сидела и смотрела, как Коннор, тяжело ступая, вышел из комнаты. Через некоторое время я услышала, как хлопнула входная дверь; потом он сел в машину и уехал. Лучше бы, мне никогда не слышать о Лотти Прегер. Лучше бы мне не спрашивать его об этом! Тогда я не стала бы свидетельницей этого сдерживаемого, но вдруг прорвавшегося чувства горя.
Я задула свечи в канделябре. Кошка не сводила с меня глаз. Теперь было ясно, что это была кошка Лотти.
— Иди сюда, — позвала я почему-то шепотом.
Встав из-за стола, я почувствовала, как, спрыгнув со стола, она потерлась о мои ноги. Когда я вышла в коридор, она последовала за мной. Я поднялась наверх, в отведенную для меня комнату. Кто-то, очевидно Энни, постелил мне постель, положив в ноги грелку. Мою кровать освещала лампа, а комнату обогревал небольшой электрический камин (пожалуй, он был маловат для этого помещения). На столике, на серебряном подносе, стояли чашка с блюдцем и старый термос с горячим шоколадом.
На одном из трех письменных столов я нашла пачку фирменной бумаги со штампом «Мирмаунт, графство Тирель, Ирландия». То-то удивится Ллойд, когда получит от меня письмо, из которого узнает, что я отказываюсь от мечты о «калифорнийском рае». Пока я писала письмо, кошка начала осторожно лакать шоколад, который я для нее налила в блюдце. Я унаследовала страсти, силу и слабость, свойственные Тирелям и Шериданам, и теперь мне было ясно, что такая размеренная жизнь в Калифорнии не для меня. Разумеется, в письме я ничего подобного не писала. Просто в очень вежливых выражениях сообщала ему, что не смогу приехать.
Глава 5
Меня разбудили громкие голоса — женский, пронзительный, старческий, и низкий, мужской. Я не различала слов, но разговор был тревожным. Однако постель была теплой и уютной, а вчерашний день — необычно длинный и утомительный, поэтому меня совсем не интересовало, что там у них был за разговор или спор. Я снова заснула и не слышала, как он вошел в комнату. Проснулась оттого, что кто-то стал трясти меня за плечо, и замерла от страха, увидев Коннора.
— Мора, проснитесь, проснитесь ради бога! — кричал он. — Мора!
Дверь в мою комнату была распахнута, а в коридоре горел свет.
— Что там такое? — спросила я.
— Леди Мод… С ней, должно быть, случился сердечный приступ… Она без сознания. Вы знаете, что надо делать?
— Не знаю. Вы звонили доктору?
— Я шел вниз, чтобы это сделать. Может быть, вы побудете с ней, пока… Если сможете чем-то помочь.
— А что же Энни? — спросила я, выходя вслед за ним.
— Это бессмысленно. У нее будет истерика… Вот здесь. — Он указал на открытую дверь в коридоре, которая вела в одну из комнат напротив моей, но сам туда не вошел. — Не принести ли бренди?
— Позвоните же доктору! — прошипела я. — Никакого спиртного. Торопитесь!
Старая женщина лежала поперек кровати, как будто Коннор поднял ее и положил таким образом. Казалось, она еще больше съежилась и побледнела. Мои неопытные пальцы могли нащупать лишь очень слабый пульс, дыхание было едва ощутимо. Убрав из-под ее головы подушки, я набралась смелости, наклонилась над ней и попыталась сделать искусственное дыхание, прижав свои губы к ее рту. Я отчаянно пыталась вернуть ее к жизни. Через какое-то время я почувствовала, что дыхание постепенно возвращается к ней. Затем глаза ее с усилием открылись, и она, видимо, узнала меня. Я не была уверена, что это моя заслуга, она могла очнуться и сама по себе. Но она поняла, что я борюсь за ее жизнь, что эта борьба связывает нас, как и кровные узы. Я выпрямилась.