...- Ну, вставай, вставай,- приговаривал Пэл. Вест увидел себя все еще на земле, но чуть поодаль. Все четверо остались на месте и совсем не двигались.- Вставай давай, пора уж. - Ох.- сказал Вест,- ну я и... Здорово они... - Еще как,- сказал Пэл. - А как? - Вест прищурил незаплывший глаз. Средние суставы пальцев на левой руке уже начинали пухнуть. Вест был левша. - Во как,- Пэл показал. - Да. Ну, я вроде уже,- сказал Вест,- могу... И вдруг он увидел. Рядом с телами - живыми, неживыми ли - голубел холмик поблескивающих кристалликов. Как снег, подумал Вест, только не белый. С одной стороны в холмик наступили, и он был обрушен.
Ну и не надо, подумал Вест, качаясь на трехногом табурете.- Ну и молчи, и пожалуйста. И без вас сообразим. Подбородок он упер в кулак, а кулак положил на стол. - Эй, Пэл, ты не врал, что меня бы в Стражу взяли? - Не врал. - Пэл вытянул ноги. Под очками не видно было, - открыты у него глаза или нет. - Очки, у тебя, говоря по чести... того. Неприятные, - сказал Вест. - Это почему же? - Глаз не видно. Пэл, не меняя позы, снял очки и положил их рядом с собой. Глаза у него закрыты. - Так приятно? Вест принялся перематывать тряпку на больной руке. - А в Стражу бы тебя с распростертыми объятьями, - сказал Пэл. Резко повернувшись, он уставил в Веста палец: - Ты не предполагаешь, что они тебя и... А? - Я предположу, - пообещал Вест, поднимаясь. Он зажмурился, поймав себя, что делает так чаще и чаще. И виной тому вовсе не бессонные ночи. Боюсь я, что ли? - подумал Вест. - Вставай-ка, мил дружок, - сказал он. - Куда это? - Ну, не все же тебе меня водить... Скажи, наш сонник может сделать булку? - Булку? - Ну да. Хлебную булку.
До Восемнадцатой было рукой подать. Знакомый флигель красного кирпича загородил дальний конец улицы. И торчала из дырки в крыше все та же перекошенная закопченая труба. И бетонный бок длинного унылого типового строения пестрел знакомыми выбоинами и каракульками. Вест поправил под мышкой сверток с брикетами и оглянулся на Пэла. Пэл выглядел набычившимся и сердитым, все переживал, небось, ссору из-за этих брикетов. Ничего, подумал Вест, мне Наум свежий сонник подкинет, никуда не денется. Не сердись, Пэл, нельзя же идти без подарка. А на городских продпунктах синтезаторы, выходит, совершеннее, - Вест попытался представить себе идеальный вариант того, что здесь называют сонником, и даже остановился, потому что возникла в связи с этим какая-то очень важная мысль, но был уже подъезд, и возле подъезда на ящиках сидели не бабки, а сидела Рита. - Здравствуй, Рита, - сказал он. Рита не ответила, глядя за плечо Веста - левее и выше. Там был Пэл. Пэл, сказал, не оборачиваясь, Вест, дружище, дай мне поговорить. Тьфу, сплюнул Пэл, знал бы, поспал лучше... Он прошел глубже во двор, к ящикам, наваленным грудой, и недолго гремел и передвигал там. - Здравствуй, Рита, - повторил Вест. - Здрассте, - сказала Рита. - Пришел вот тебя проведать, Свена, соседа вашего тоже. Как вы? - Это вы с ним пришли нас проведать? - Рита двинула подбородком в сторону ящиков, откуда уже неслось легкое похрапывание. - А что? Рита смотрела в узкий кусок улицы, видимый от подъезда в прогал между стенами. У нее были серые, будто присыпанные пеплом волосы, такие же глаза и чистые щеки. Только была она бледна нездоровой бледностью, хрупкая и тонкая. - Как вы тут, спрашиваю, - сказал Вест. - Нормально? - Будешь тут... нормальной, - буркнула Рита, показав мелкие и острые зубки хищного зверька. - Я принес кое-что, - сказал Вест. - Не знаю, любишь ты, нет. Бери, если хочешь. - Где вы эту дрянь нашли? - Рита глянула мельком и снова уголок рта у нее приоткрылся. - Сразу и дрянь. - А то что. Человек называется, еду приличную не может достать. Вест старался ее не спугнуть. Он еще ни разу не говорил с Ритой, а очень хотелось. Даже просто было нужно. - Наши ребята меньше, чем четырехканальные не держат, - говорила Рита. - У Ронги шестиканальный. Принес он... - Не хочешь - как хочешь, - сказал Вест. - Свену отдам, пускай своих питомцев кормит. - Вы брата не троньте, - сразу ощетинилась Рита. - Чего вы ему жить не даете? Думаете, вам все можно, да? Человек, так все можно! Он же и так... думаете, сладко ему? А по ночам он плачет, слыхали как? Слыхал? - Рита, успокойся, что ты. Она нехорошо, горько и безнадежно покивала. Вест потоптался, затем спросил: - Рита, а Ронги - это кто? - Так, - она сделала жест рукой, - подонок один. Папа у него, передразнила она, - понимаешь, мама.. А сам - волосы белые, рот слюнявый, под ногтями грязь вечно. И не умеет ничего. - Она спустила челку на самые глаза. - За мной сейчас заедет, я его жду. - Зачем ждать-то, если подонок? - А что еще? Эта толстая дура орет... Дайте, что ли, брикетик. Вест вновь развернул, она взяла фруктовый брикетик, но не стала сразу есть, а долго нюхала. - Вот что, Рита, - сказал Вест, - а у Ронги звезда какого цвета? - Зачем вам? Ну, фиолетового, допустим. - Фиолетового. И что же сие означает? - Что-что? Фиолетового - значит, не красного и не зеленого. - И не белого? - И не белого, и не желтого, и не серобуромалинового в полосочку, - она откусила кусочек брикета, и настроение ее сравнительно улучшилось. - А что такое мотобратство? Кто туда входит? - Ну, - она откусила еще кусочек, -- мотобратство есть мотобратство, чего тут еще скажешь? У кого машина, тот, считайте, и там. И одновременно никто. - Это удивительно и странно. Почему? - Потому что потому. Придумка эта для дурачков. Ничего странного. - Почему вы так много стреляете? - спросил Вест. - Кто? Мы? - Рита очень натурально изумилась. - Мы вообще не стреляем. Так, иногда... Иногда, подумал Вест. За домами послышался мотоцикл. Вест торопливо спросил: - Рита, ты никогда не слышала что-нибудь о... - он запнулся, - "Колесо"? - Каком колесе? - Ну... просто - колесо. Слово такое. - Ах, слово, - протянула Рита. Что-то изменилось в глазах серого зверька. Она опустила руку с брикетом и совсем отвернулась, но плечо и спина у нее оставались напряженными. На улице коротко взвыл сигнал. Она встала, вышла, и Вест пошел с нею. Седок на мощном мотоцикле был в шлеме с ярко-оранжевой, а вовсе не фиолетовой звездой, и куртка у него, конечно же, топорщилась. Рита сунула Весту недоеденный брикет, выпалила: - Брату отдай, он любит, а рыбные - матери, он не ест, а так она все отберет, - и прыгнула на сиденье. Мотоцикл тут же тронул с места, замечательный Ронги так и не повернул головы. Сбоку, из-за стены, вышел Пэл. - Хорошо зацепила девочка, - сказал он. - В каком смысле? - Вест постарался не удивиться его внезапному появлению. - А это одного ведущего научника сынок, - сказал Пал. - Не промах девочка, - повторил он, - даром что на помойке выросла. Вест проводил мотоцикл взглядом до самого поворота. Езжай, Рита, подумал он, и пусть с тобой ничего не случится. Езжайте, железные всадники, ангелы смерти. Пусть с вами со всеми ничего не случится, девочки и мальчики с автоматами. Вы рано вырастаете, но поздно взрослеете. У вас есть автоматы, но вы еще не знаете, в кого надо стрелять, и поэтому стреляете друг в друга. Вы не знаете, что самое лучшее - это когда ни в кого не надо стрелять. Пусть с вами ничего не случится. Он опять зажмурился и даже прикрыл глаза рукой. Город. Перекресток Пятой и Шестнадцатой. Полдень. (Окончание) Да. Да, да, да. Я действительно все время ходил прищуриваясь и избегал подолгу смотреть в одну точку. Я боялся, вдруг это проявится неожиданно. Когда Наум сказал мне там, в том курятнике на Пустоши, я поверил почти сразу, долго это не протянулось, но я поверил, и сразу стало страшно и весело, хотя он говорил невероятные вещи, а может быть, именно потому, что он говорил невероятные вещи. И еще потому, что он обещал мне силу. Человек может испепелять взглядом. Человек может умертвлять словом. Жестом Человек может обращать во прах, камень и кал. Это были какие-то обрывки, что-то, что он, возможно, помнил и забыл, а возможно, только это и знал. Он хрипло шептал наизусть, пригнувшись к самому лицу, и я видел его скошенные в трансе глаза и потную голую синюю губу. Он весь ходил ходуном от возбуждения, оно передалось и мне. Я все-таки сказал, что нет, глупости, но он припечатал к доскам корявую синюю свою ладонь и похрипел: здесь Край! - и я поверил. Успокоившись, он стал жрать брикеты, посыпавшиеся из сонника (извини, Человек, малая база, ничего лучше нет. Но мне-то, после Квартальной бурды... А ты извини. Все потом будет.), я же сидел, думая, что вот наконец все или почти все стало на свои места, и, видимо, от восторга этого понимания не заметил, что приписываемые мне чудеса и могущества слишком от этого мира, слишком пахнут этим миром, где все, даже те, кому их страшной судьбой назначено лучше или хуже, но только работать, - даже они стреляют и убивают. А может, это я чересчур свыкся с отсутствием добра и радости человеческого, не вокерского, добра и радости - и устал, и мне тоже захотелось убивать... Мы выходили уже, и я вдруг испугался переступать порог и оглянулся, а он, будто дьявол, будто видя меня насквозь, сказал: и не думай, все так, точно. Есть верный знак, он сказал. Но через несколько дней, отрезвев, я выспросил его да конца, и все рухнуло. Не могло не рухнуть, и оставалось только врать и тянуть, тянуть. Мне все-таки пришлось врать... Внизу, на лестнице, зашуршали шаги, и Наум явился собственной персоной. И верно, - дьявол, подумал Вест. Ларика как пружиной подкинуло. Откуда-то выполз, распрямляя свои суставы, Мятлик. Не глянув на Веста, Наум быстро прошел, переступая через обломки, к ним, бросил несколько слов, после чего все засобирались, и Дьюги тоже, словно и не бунтовал четверть часа- тому назад, к не говорил против вожака, и не думал. Авторитет, позавидовал Вест. Он чувствовал нервную дрожь. - Ну? - сказал он,, когда Наум приблизился. . - Не нукай, - сказал Наум. Отнукался. - И отвернулся, чтобы смотреть, как уходит Дьюги, поддерживаемый Метликом сбоку. Ларик спотыкался за ними, весь увешанный оружием. От Наумова молчанья Весту было очень не по себе. От того, как тот молчал. - Давай и мы, - сказал Наум. Слишком ровно сказал. - Кончился камуфляж. - Что ты там увидел? - спросил Вест, нагибаясь за коробом с лентами. - Уж увидел. Брось эту штуку. - , Да в чем дело? - Вперед, - только и сказал Ткач. У черного хода никого не было и обломков почти не валялось. Выглянув туда-сюда из-за створки, Ткач повел его. Снова пришлось бежать, и попадались прохожие, распуганные было канонадой, но из любопытства выбравшиеся посмотреть, и это было совсем глупо. Беглецы миновали переулок, целую улицу, еще переулок и наконец скатились в полуподвальный этаж какого-то дома. - Думаешь, - Вест запыхался, - думаешь, что делаешь, нет? Где группа, куда их услал? Броневик где обещанный? - Момент, - отозвался Ткач, который тоже запыхался, - погоди... из штанов достану... - Он без сил опустился на последнюю ступеньку. - Всю жизнь, гады... испохабили, - пробормотал он. . Вест отошел к окошку у потолка. Оно было вровень с мостовой, забрано ржавыми прутьями, все в паутине и пыли. А улица знакомая, бывал, кажется. - Какая улица хоть? - спросил он. Ткач бормотал в своем углу: - Все, милый, все. Так и знал я, так и знал. Он нас, как детей, как... все... .Весту сделалось окончательно невмоготу, но он еще мог сдерживаться и сказал поэтому довольно спокойно: - Объясни внятно, что случилось? Передислоцировались мы, я так понимаю? Машина придет сюда? - А какую "крышу" он на тебя стратил, какую легенду, - приговаривал Ткач, раскачиваясь, - уж ведь года три, как я о нем слыхивал, и подумать не подумаешь, ну безномерный, выгнали там или вообще, обычная история... - Ткач! - заорал Вест. - Что? - поднял он глаза. - Ну, что Ткач? Что ты понимаешь, что? Я всю жизнь положил! "Бизону" одному на всю нашу артиллерию полвыстрела хватит, а они час дурака валяли, это ты понимаешь? Он знал! - воскликнул Ткач, - с самого начала знал, с самого начала я у него на поводке был, как голенький! И группу ему отдал, и все. И Гату он нашими руками... Вест, он неожиданно упал на колени, - Вест, Вест, вспомни, я тебя выручал, я тебе - все, ты же помнишь. Я тебя два раза уводил. У меня ж теперь больше ничего... Сейчас, сейчас, да, придет машина, да, да, сюда, но, Вест, они могут раньше, он ведь тоже, ему тоже - только ты, с самого начала... лично работал... Бормотание Ткача становилось все неразборчивее, он ползал перед Вестом на коленях, молил и плакал, и тогда Вест вздернул его за плечи и приподнял, спрашивая, как долбя в одну точку: - Кто? Что? Кто? Что? И Наум, Ткач-пятьдесят четыре, ответил.