Теодюль стукнул кулаком по столу:
— Да, взрослые правы. Может, и не нам решать, что надо делать и чего не делать. Но они неправы, что считают наши желания детскими фантазиями и не придают им значения. Есть же на свете край, где Элен родилась, — значит, она должна его найти. Даже моего папашу проняло, когда Элен рассказывала про свой край. Но он говорит, что она чересчур эмоциональна и надо уберечь ее от опрометчивых поступков.
— Про какой край речь? — спросил Гаспар. — Мы нашли парк, озеро, пальмы и березы — чего же еще? И я правда видел на ставне имя Женни.
Теперь Теодюль ловил каждое слово Гаспара. Имя Женни он разобрал.
— Женни жива, слышишь? Голову даю на отсечение. Мы ее найдем, только не в замке моего отца. Тут есть что-то такое, чего никто еще не понял.
Теодюль объяснил, что Эммануэль Резидор пообещал осуществить честолюбивые замыслы г-на Драпера в отношении Элен, употребив для этого все свои таланты и опыт антрепренера, не говоря уже о том, что он и сам надеялся не остаться внакладе, рассчитывая на успех девочки в задуманных им фильмах. Ему не потребовалось много времени, чтобы увлечь этой идеей Элен. И то сказать: вместо суровой атмосферы и размеренной жизни в доме г-на Драпера — волшебный мир кино. Она уже хотела сниматься, а кроме того, верила, что именно там встретит мамочку Женни.
Элен была теперь узницей более, чем когда-либо, сама того не подозревая. С утра до вечера она репетировала роли, занималась гимнастикой, училась водить гоночный автомобиль. В довершение г-н Резидор намеревался впредь занимать ее в ролях, требующих сложнейших акробатических трюков. Почему — он и сам не знал.
Каждый день Элен отвозили в машине на киностудию. Километрах в двадцати к югу акционеры кинобизнеса основали целый городок, где к услугам постановщиков были просторные павильоны, а также окружающий ландшафт во всем его многообразии. Теодюль хорошо знал этот городок, выросший на окраине поселка Шеми. Нельзя не отметить, что усилия г-на Резидора и его единомышленников, стремившихся создать наилучшие условия для постановки фильмов, заслуживали всяческих похвал. Как бы то ни было, это поистине сказочное место не могло не очаровать Элен. Она присутствовала на съемках, и ей уже обещали дать роль в фильме, как только она изучит азы актерского мастерства, которые взялся ей преподать один старый артист под чутким руководством самого г-на Резидора.
За каждым шагом Элен неусыпно следили, хотя она об этом и не догадывалась. В новой среде ее все больше отгораживали от внешнего мира. Никто не мог поговорить с девочкой без разрешения г-на Резидора. А сегодня, продолжал Теодюль, Жак Обираль явился в замок в самом плачевном виде. Он рассказал, что едва не поймал в лесу Гаспара Фонтареля, но у того оказался сообщник — мужчина огромного роста, прискакавший на пегой лошади. Он будто бы первым напал на Обираля, и тот божился, что это матерый бандит: задумал-де ограбить замок, а Гаспар служил ему наводчиком.
— Вот такие новости, — заключил Теодюль. — Отныне даже мне запрещено бывать в замке, и мой папаша с его страстью ко всяким сногсшибательным техническим диковинкам привез сегодня из киностудии электриков, чтобы они установили сигнализацию во всех уголках его хором.
Бедная Элен! Она никогда не узнает, какая паутина лжи плетется вокруг нее...
— Если бы она только знала... — вздохнул Гаспар.
— Я видел глаза Элен еще тогда, когда она появилась здесь в первый раз, — отозвался Теодюль. — Ни за что не поверю, чтобы она забыла свою семью и все, что ей дорого, ради того, чтобы ломать эту дурацкую комедию с кино.
Теодюль позвал старого Марваля и служанку. Он попросил их послужить Гаспару переводчиками, чтобы тот рассказал ему все, что знал об Элен. Отчаянно жестикулируя, слуги передавали ему рассказ Гаспара о детстве Элен, о книжке с картинками, из которой она узнала, что дальний край существует, о путешествии на Бермудские острова, о неудавшемся побеге Элен, ее падении и долгой болезни, о странствиях Гаспара с Никласом, Людовиком и Жеромом по дорогам Бельгии и, наконец, о прощании Элен и Гаспара и о болезни старой лошади Никласа.
— Надо скорее разыскать Никласа и ребят! — воскликнул Теодюль. — Мы вылечим его лошадь здесь.
Теодюль заранее радовался при мысли о встрече с Людовиком и Жеромом, с которыми он когда-то так весело проводил время на Шельде, пока злосчастный взрыв не лишил его слуха — тот же взрыв, что поселил в душе Жерома неизбывный страх, а в Людовике — неистребимую злобу на весь свет.
— Как я счастлив, что смогу наконец пожать им руки, — повторял Теодюль.