Иных путей, думаю, нет. Но если уж Хосигуро прихватил с собой толмача, он явно знает, что делает. Впрочем, уверен, что поисковая комиссия следует другой логике...
Размышляя таким образом, я брел позевывая по городу и в какой-то момент чуть не выронил голубой узелок, прижатый под мышкой, и тут меня пронзила неожиданная догадка. Теперь я думаю, что эта внезапная мысль повлекла за собой не только перемены в моей душе, но и привела ни много ни мало к перемене политического климата в Восточной Азии!
Нет, я не могу объяснить, что случилось. Быть может, я поддался влиянию злого духа. Теперь (и чем дальше, тем более явственно) мне кажется, что нынешняя ужасная ситуация — плод трудов одного из харбинских демонов скуки: он принял облик известного детектива и проник в мою остриженную башку. Едва схватившись за книгу, я будто прозрел: а что, если интендант Хосигуро скрывается в «Серебряном месяце»?! Догадка моя действительно была небезосновательной. Очевидно, что бухгалтерская книга, которую я нес, содержала доказательства растраты. Возможно подельники не только встретились в «Серебряном месяце» (прежде я ничего не слышал об этом заведении), но и скрываются там же! Жандармы не выдвинули подобной версии, но, полагаю, даже самый тупой японский детектив заподозрил бы тут неладное.
Размышляя на эту тему, и преисполнился решимости и не заметил как ноги сами привели меня к трехэатажному, облицованному кирпичом цвета хаки европейскому зданию. Затрудняюсь определить его архитектурный стиль, но отмечу, что в глаза мне бросились чрезвычайно узкие вертикальные окна, шиферная крыша и японские фонари, которые, как ни странно, пришлись тут к месту. Окна второго и третьего этажей были закрыты голубыми шторами, и казалось, что это на редкость пустынное и мрачное сооружение впитывает в себя осенний свет...
Чуть колеблясь, я приоткрыл дверь узорчатого стекла, в которой отражались прохожие, но, поддавшись детективному настроению, обогнул здание и проник в него с черного хода. «Серебряный месяц» оказался первоклассным харбинским рестораном. Там были и самые роскошные во всей Северной Маньчжурии кабинеты в японском стиле, и богатые приватные залы под названием «Московские пещеры».
От прихожей — десяти квадратных метров, устланных белой плиткой, я свернул направо, в паркетный коридор, по обеим сторонам которого виднелись двери. Они открывались одна за другой — похоже, началась полуденная уборка.
Замешкавшись, я наконец надавил на кнопку звонка. В глубине коридора послышались шаги, и ко мне вышла девушка лет шестнадцати. Не успела она остановиться, как я принялся кланяться и закричал:
— Я из штаба, пришел к господину Саками!
В это мгновенье сбоку открылась дверь в приемную и показалась очаровательная зрелая дама с изящной прической марумагэ. Хозяйка одновременно напоминала Акико Ёсано и Акико Ито (обе женщины отличались свободными нравами). Огромные выпуклые глаза, темные и влажные молочно-белая полупрозрачная кожа, небольшой рот — все это придавало ей невыразимую болезненную притягательность.
Мельком глянув на меня, она поклонилась и коснулась пальцами пола.
— Саками только что ушел. Меня зовут Томинага.
— Томи Томинага?
— Да. — Хозяйка уселась передо мной на пол.
Моргая большими глазами, она источала призрачное очарование. Я застыл.
— Вот бухгалтерские книги... вчерашние... — Мои слова посыпались как галька.
— А, благодарю. Всегда рада видеть...
— Только не пишите, пожалуйста, что это бухгалтерские книги.
— Хорошо, — хозяйка с улыбкой принялась развязывать узелок, его содержимое было упаковано в газету
— Тогда напишу,что получила предмет в бумажной обертке. — Улыбка на ее лице стала еще шире.
— Да, спасибо.
Придя я себя, я осознал, что робеть в таком месте — глупо, и даже ощутил некоторую неприязнь по отношению к хозяйке, которая с первого взгляда очаровала меня.
— Договорились! — Она со смехом поднялась и, заметив шеврон на моем рукаве, вдруг замерла. — Пройдемте к столу, я распишусь и документах...