Пожилой фермер отчитывал девушку:
– Баваль – молодец, она соответствует имени – «ветерок». Она быстра и неуловима. Тогда, как ты, Чаргин, растяпа. Чем отдавать будешь? Телом?
– Попридержи язык, старик!– закричала Бард-младшая,– Я тебе во внучки гожусь!
– Я заплачу за Чаргин.
Все многочисленные цыгане оглянусь на голос. У ворот стоял красивый цыган в годах.
– Папа!– бросились к незнакомцу Баваль и её младшая сестра.
Лачо, обнимая дочерей, говорил им:
– Наши в Париже передали мне, что вы уехали в Прованс, хотели помолиться Чёрной Саре, посмотреть на коронацию короля цыган.
Лачо закашлялся.
– Отец, ты болен?– обеспокоенно спросила Чаргин.
– Сначала я сидел в Оперном театре, его революционеры переделали в тюрьму, надышался там испарениями от подземного озера…
– Мы поселимся в Санта-Мари-де-ля-Мер, там климат хороший, ты поправишься,– успокаивала родителя Баваль.
– Как мы скучали без тебя, отец,– заплакала Чаргин.
– Сколько ты хочешь за свой товар?– узнавал Лачо у Фажона-старшего.
– Не надо никаких денег,– подал голос Марко,– Пусть это будет калымом за невесту. Я возьму замуж Чаргин.
Его отец показал на дерево, где сидела маленькая птичка, со словами:
– Жаворонок принёс в клюве вести жениху и невесте!
Цыгане загалдели:
– Хорошая примета! Дело с места сдвинется!
Лачо узнавал у младшей дочери:
– Если тебе не нравится этот молодой человек, то я не позволю ему назвать тебя своей женой.
Та мялась и отвечала:
– Я знаю этого сына фермера всего один день. Мне надо присмотреться к нему, подумать.
– Он богат и тебе давно пора замуж,– всё же попробовал надавить на дочь Бард.
Чаргин замолчала, опустив голову.
Её отец обратился к местному барону Фажону:
– Дайте моей дочери неделю, чтобы приглядеться к жениху. Мы не убегаем.
Фажон-старший кивнул:
– Цыгане – свободный народ, но мы тесно связаны со всеми таборами. Преступник не скроется от правосудия ни в одной стране. Мы подождём решения Чаргин. Но как ей может не понравиться мой красавец-сын? Проходите, путник, мы накроем для Вас стол.
На столе жареная говядина, цыганский пирог сивияка с творогом и изюмом, тушёные овощи с курицей, лепёшки, зелень, вино.
– Понте стемос,– желал приятного аппетита по-цыгански хозяин дома.
За трапезой Баваль сообщила отцу:
– Чаргин видела семейку Керюэль в полицейском участке, когда её арестовали. Там работает тот Эрнест, его сын и зять.
– Леон Керюэль помог мне выйти на свободу, хоть и отобрал товар,– быстро проговорила Чаргин.
– С чего это?– настороженно переспросил Лачо.
– Не знаю,– пожала плечами его младшая дочь.
– Зато я знаю: он имеет на тебя виды,– подытожил отец,– У меня опыт в таких вещах.
– Да не может быть,– усомнилась младшая Бард.
Баваль приняла её сторону:
– Захотел бы Керюэль-младший её изнасиловать, то сделал бы это в тюремной камере. А раз отпустил, значит – не такой уж он и плохой.
– Забыли, что его отец – гнусный убийца?! Надо не просто убить Эрнеста, надо на его глазах убить того, кто ему бесконечно дорог.
Чаргин поведала:
– Я видела Вайолку. Она – жена парфюмера. Богата и счастлива.
Лачо вынес вердикт:
– Её надо тоже наказать.
– Она просто хотела счастья для себя…– пробормотала Бард-младшая.
– Ты ищешь ей оправдания, а оправданий нет: она бросила вас в детстве, когда вы более всего нуждались в ней.
– У неё дочь, так похожая на неё…– сообщила Чаргин.
Бард-старший ухмыльнулся:
– Значит, я стал дедом…
Чаргин смотрела в тарелку и осторожно спрашивала у отца:
– Папа, ты был готов заплатить за меня…Откуда у тебя деньги? Когда я смотрю на тебя, мне кажется, что в твоих глазах какая-то боль и раскаянье…
– Да, я ограбил одного предпринимателя-фабриканта…Но тот сам умер, от разрыва сердца, наверное, я нашёл его уже мёртвым…Так что я не вор, а мародер.
Лачо вошёл в парфюмерный магазин. Вайолка выронила флакон с духами перед покупательницей, та хмыкнула, зажала нос платком и покинула магазин.
Отец спрашивал у старшей дочери:
– И со мной родство ты отвергнешь?
– Папа, прости меня,– заплакала Вайолка,– Мне нужно было наладить личную жизнь, а девочки мне мешали.
– Никогда цыгане не бросали своих родичей. Ты – первая, кто сделал это преступленье. И ты не просто бросила сестёр, ты ещё и продала их за деньги! Позорная твоя душа достойна только презрения.
– Баваль тоже жива?
– Хвала богам, да. А вот тебе я зря дал жизнь…
– Не убивай меня, папа,– взмолилась продавщица парфюмерии, отступая от прилавка вглубь.