Вот уже пару недель Максин является к нему на сессии и застает своего гуру все более выбитым из колеи вестями из Афганистана. Невзирая на страстные протесты всего мира, две колоссальные статуи Будды, высочайшие на свете резные его изображения, в пятом веке вытесанные в песчанике утеса под Бамианом, уже месяц взрывает и обстреливает Талибанское правительство, обращая их в щебень.
– Ебаные ковролеты, – как выражает свои чувства Шон, – «оскорбительны для ислама», так, значит, взорвать их, вот как они со всем разбираются.
– Вроде же было что-то такое, – мягко припоминает Максин, – типа того, что попадется тебе Будда на пути к просветлению, его и убить можно?
– Ну да, если ты буддист. А это ваххабиты. Они делают вид, будто это духовно, а на самом деле политика, типа не могут мириться с конкуренцией.
– Шон, извини. Но ты разве не выше всего этого, по идее?
– Ого, эк меня сверхпривязало. Подумай только – надо всего лишний, типа, раз лениво пальцем по пробелу стукнуть, чтоб «ислам» превратился в «и слам».
– Поневоле задумаешься, Шон.
Взгляд на «ТАГ-Хойер» на запястье.
– Надеюсь, ты не против, если мы сегодня закруглимся побыстрее. Марафон «Семейки Брейди», сама понимаешь?.. – Преданность Шона повторам хорошо известного ситкома семидесятых вызывает комментарии по всему его списку клиентов. Он способен пояснять примечаниями определенные серии так, как другие учителя – сутры, а трехчастная семейная поездка на Гавайи у него, похоже, фаворит – несчастливое тики, Грега чуть не смывает насмерть, эпизодическое появление Винсента Прайса в роли полоумного археолога…
– Я всегда лично больше склонялась к Джен-обзаводится-париком, – однажды неосторожно призналась Максин.
– Интересно, Максин. Хочешь об этом, типа, поговорить? – Сияя ей этой пустой, быть может, всего-навсего калифорнийской улыбкой «Вселенная-анекдот-но-ты-не-догоняешь», что так часто доводит ее до небуддистских грез наяву, бурлящих от ярости. Максин не хочет сказать уж прямо «пустоголовый», хотя, наверное, если бы кто-нибудь взял шинный манометр и сунул ему в ухо, оказалось бы, что пары фунтов на квадратный дюйм до нормы в голове недостает.
Позже, в Кугельблице, Зигги пошел на крав-магу с Найджелом и его няней, Максин забирает Отиса и Фиону, которые вскоре уже перед Ящиком в гостиной собираются зырить «Агресс-Час», в котором участвуют оба ныне любимых Отисом супергероя – Неуважай, примечательный своими габаритами и мировоззрением, которое можно назвать проактивным, и Заражатель, в гражданской жизни пацан, маниакально аккуратный при заправке постели и уборке своей комнаты, но, выходя на вахту как ЗЖ, становится одиноким борцом за справедливость, разбрасывает мусор по упрямым правительственным организациям, алчным корпорациям, даже по целым странам, которые никому особо не нравятся, перекоммутирует трассы канализации, погребает своих противников под горами ядовитых отходов. К идеальной справедливости стремится. Или, как это кажется Максин, разводит страшный бардак.
Фиона сейчас в этом распадке между моторным ребенком и непредсказуемым подростком, обретши, пусть вьется подольше, такое равновесие, что Максин тут чуть нос себе не утирает, размышляя, с какой внезапностью подобное спокойствие можно нарушить.
– Ты уверена, – Отис весь в режиме джентльменства, – что для тебя это будет не слишком жестоко?
Фиона, чьим родителям, на самом деле, надо бы подумать о страховке против сердцеедства, хлопает ресницами, вероятно усиленными за счет набега на мамины запасы косметики:
– Скажешь мне, где не смотреть.
Максин, признав этот девический метод делать вид, будто тебе кто угодно может сказать что угодно, подсовывает им миску оздоровленных «Читоз» вместе с парой банок обессахаренной газировки и, помахав «Наслаждайтесь», покидает комнату.
– Сосы начинают меня расстраивать, – бормочет Неуважай, когда к его персоне стягиваются бронетранспортеры и вертолеты.
Зигги приходит с крав-маги в обычной дымке раннеподросткового сексуального ангста. Он по-крупному втюрился в своего тренера Эмму Левин, про которую поговаривают, что она экс-«Моссад». В первый день занятий его друг Найджел, сверхинформированный и, как всегда, бездумный, выпалил: