Если б ты действительно злилась так, как все – ну, Хайди – думают, следовало бы с этим разобраться, говорит она себе перед тем, как совсем задремать, добилась бы запретительного судебного приказа и отправила их в лагерь в Кэтскиллах…
На следующий день Хорст берет Отиса и Зигги к себе в новую контору во Всемирном торговом центре, и они обедают в «Окнах на весь свет», где положен дресс-код, поэтому мальчики надевают пиджаки и галстуки.
– Как в Коллиджиэт идти, – бормочет Зигги. По случаю, в тот день дует более чем умеренный ветер, отчего башня покачивается взад-вперед пяти-, хотя ощущается десяти-, футовыми колебаниями от оси. В ненастные дни, по словам Хорстова соарендатора Джейка Пименто, ощущение, будто сидишь в вороньем гнезде очень высокого парусника, откуда можно поглядывать вниз на вертолеты и частные самолетики, на соседние высотные здания. – Как-то тут хлипко, – кажется Зигги.
– Не-а, – грит Джейк, – строили, как линкор.
10
Субботним вечером в Кугельблице, хоть бригада осветителей обдолбалась и путала или забывала реплики, а детки, игравшие Скай и Сару, в реале – устойчивая пара, громко и публично рассорились на генеральной репетиции, «Парни и куколки» – ошеломительный успех, который еще лучше будет смотреться на дивиди, куда м-р Камнечат, режиссер, их снимает, с учетом множества проблем с оптическими осями в Аудитории Скотта и Нутеллы Вонц, чей архитектор ввиду некоего умственного расстройства постоянно менял свое мнение насчет таких нюансов дизайна, как, например, стоит ли рядам сидений действительно смотреть на сцену, тип-того.
Прародители орут браво и щелкают снимки.
– Пойдем домой, – Элейн, глядя на Хорста обычным дурным глазом швигера, – кофе выпьем.
– Провожу вас всех до угла, – грит Хорст, – а потом мне по делам нужно.
– Мы слыхали, ты мальчиков на запад берешь? – грит Эрни.
– На Средний Запад, где я вырос.
– И вы собираетесь целыми днями торчать в залах игровых автоматов? – Элейн приторна, как пирожное.
– Ностальгия, – пытается объяснить Хорст. – У меня в детстве случился золотой век таких залов, а теперь я, наверное, не могу заставить себя признать, что все в прошлом. Все эти игры на домашних компьютерах, «Нинтендо 64», «ПлейСтейшн», а теперь еще эта штука «ЭксБокс», может, я просто хочу, чтобы мальчики увидели, каково в старину было фигачить по пришельцам.
– Но… это не похищение детей, говоря технически? Через границы штатов и что не?
– Ма, – Максин, сама себя тут удивляя, – он же… их папа?
– Мой желчный пузырь, Элейн, прошу тебя, – рекомендует Эрни.
Вот и, к счастью, угол. Хорст машет.
– До скорого, ребята.
– Позвони, если будешь задерживаться? – Максин, стараясь вспомнить, как звучит норма и замужем. Встретиться взглядами с Хорстом тоже было б мило, только фиг там.
– В такое время ночи? – недоумевает Элейн, когда Хорст отходит за пределы слышимости. – Что ж у него могут быть за «дела», напомни?
– Если б он пошел с нами, ты бы этим была недовольна, – Максин, спрашивая себя, чего ради она сейчас защищает Хорста. – Может, он стремится быть вежливым, слыхала такое?
– Ну, выпечки мы купили столько, что на армию хватит, может, я тогда лучше позвоню…
– Нет, – рычит Максин, – больше никого. Никаких тяжебных адвокатов, никаких заездов акушеров-гинекологов в харвардских беговых трусах, ничего такого. Пожалуйста.
– Она никогда от этого не отцепится, – грит Элейн, – один раз. Столько паранойи, клянусь.
– От кого это в ней, – не вполне спрашивает Эрни. Что есть пассаж из дуэта, который Максин могла уже слыхать в жизни разок-другой. Сегодня вечером, начиная со сдержанного обсуждения Фрэнка Лёссера как оперного композитора, разговор вскоре расфокусируется в общую оперную болтовню, включая воодушевленную дискуссию, кто лучше всех поет «Nessun Dorma»[44]. Эрни считает, что Юсси Бьёрлинг, Элейн – что Диэнна Дёрбин в «Сестре его дворецкого» (1943), который как-то вечером показывали по телевизору.
– Этот английский текст? – Эрни кривится. – Недо-Переулок-Луженых-Кастрюль. Ужас. А она миленькая девочка, только squillo[45] никакого.
– Она сопрано, Эрни. А Бьёрлинг этот, у него надо профсоюзную карточку отобрать, такую шведскую напевность подпускает на «Tramontate, stelle»[46], неприемлемо.
И тому подобное. Когда Максин была маленькой, они пытались затащить ее с собой в Мет, но так и не прижилось, она не совершила перехода к Оперной Личности, много лет считала, что «Юсси Бьёрлинг» – какой-то студгородок в Калифорнии. Даже сильно упрощенные детские утренники с телезнаменитостями, у которых рога на шлемах, не могли ее заинтересовать. К счастью, промахнуло лишь одно поколение, и теперь оба, и Зигги, и Отис, превратились в надежных оперных спутников своим прародителям, Зигги благоволит к Верди, Отис к Пуччини, и ни одного особо не прельщает Вагнер.