— Эй, слушай, я тебе не враг. Ты кто такая? Что тут делаешь? И вообще — что это за место? Ты меня хоть понимаешь, а?
Видя, что она не спешит выходить, Кирсан опустил ствол автомата, убрал правую руку с рукоятки и приподнял растопыренную пятерню в миролюбивом жесте. Женщина — лет тридцать, лицо худое, внешность славянская — выглянула чуть больше, оценивающе прищурилась, глубоко вздохнула и, наконец, решилась. Но не на то, чего ожидал Кирсан.
Она шагнула из-за дерева и вскинула ружье, которое до того держала вдоль тела. Два черных дула полетели вверх, неумолимо приближаясь к уровню головы Кирсана. Он еще хотел крикнуть что-то типа 'что ты творишь, дура?!', но рефлекс опытного солдата подсказал: не успеет крикнуть. А плотно, в тонкую линию сжатые губы женщины свидетельствовали: слова бессмысленны, все уже решено.
'Вал' взлетел к плечу молниеносным, давно отработанным движением, палец лег на спуск. Кирсан опередил ее на долю секунды, но этого хватило. Автомат несколько раз негромко плюнул, тяжелые бронебойные пули попали женщине в живот и грудь. Она выронила ружье — старую двустволку — отступила на шаг и медленно опрокинулась на спину, плюхнувшись в болото.
— Нахрена, а? Вот нахрена? Зачем?! — выговорил Кирсан и внезапно подумал, что действительно, зачем он это сказал, если говорить уже поздно.
Женщина еще жила, глядя в серое небо широко раскрытыми глазами, с хрипом выплевывая кровь и пуская кровавые пузыри. Почему она пыталась его убить — уже не скажет. И помочь ей тоже никак. Кирсан подошел ближе, сделал контрольный выстрел, прервав ее мучения, перезарядил автомат и склонился над телом.
Гражданская. Черный кожаный плащ, вроде модный и, видимо, не на базаре купленный, джинсы хорошей фирмы, кроссовки, насквозь промокшие в этом болоте. Лицо худое, в ушах золотые сережки то ли со стразами, то ли с бриллиантами, фигура тоже тощая. Двустволка — старого дизайна, но в хорошем состоянии, и судя по отделке — недешевая. Возможно, раритет.
Других вещей нет. Сумки нет. Шарить по карманам покойницы не стал, понимая, что ничего полезного там не найдет, протянул руку и закрыл ей глаза. А ведь специально ждала, змея, пока он рукоять автомата отпустит. Хотя ничего ей плохого не сделал и даже не собирался.
Чем дальше — тем веселее. Первая же встреченная живая душа попыталась его убить без какого-либо повода. Притом — женщина в недешевых шмотках и совершенно неподходящих для болота кроссовках. И с ружьем. Получается, Кирсан не единственный, кто оказался в этом странном месте, причем ему еще и повезло с экипировкой.
Он двинулся прочь, шлепая по косточки в воде, по колено в тумане. Место зловещее, гиблое. Надо выбираться, и побыстрее. Вот три дерева — на одной прямой. Отлично. Кирсан прошел первое, подошел ко второму и остановился, выбирая новое третье дерево на одной линии с другими. Это замедлит продвижение, но другой способ двигаться по прямой в голову не приходил. Компаса нет, солнца нет — ориентироваться невозможно, либо идти, выстраивая линию из деревьев, либо ходить по кругу до смерти.
Час спустя заурчал живот. Кирсан снял вещмешок и, к своей недолгой радости, нашел бисквиты и флягу. Бисквиты, впрочем, в горло лезли с трудом, казались гадкими, вода на вкус и запах отдавала затхлостью. Хреново. Выходит, он уже давно тут.
Кстати, это весьма возможное объяснение. Женщина, оказавшаяся в этом заболоченном лесу, выбраться не сумела, ходила по кругу, промокла, замерзла, да и выглядела изможденной, оголодала. Кирсановы вещмешок, скатка и одежда, скорей всего, показались ей достаточной причиной для убийства. Помочь другому, попавшему в беду, поделившись бисквитами и плащ-палаткой, способны не все, напротив, многие готовы спасать свою шкуру ценой чужих жизней. Увы — но человек человеку, как правило, волк, и этот волк от других помощи уже не ждет, подсознательно считая любого встречного таким же волком.
А бисквиты все же дерьмовые. Кирсан, кое-как, через силу заморив червячка, едва не выбросил недоеденный кусок, но удержался. Может быть, вскоре он будет рад даже такой паршивой пище.
Еще час спустя мертвый лес внезапно закончился: вместо болота впереди показался асфальт. Несколько шагов — и стена тумана сменяется облупленной кирпичной кладкой. Это был город, причем почти без перехода от болотистого леса к каменным джунглям. И Кирсан, к своему ужасу, моментально сообразил, почему.
Серые дома, частично полуразрушенные, с выбитыми стеклами, остовы машин, превратившиеся в труху, потрескавшийся асфальт, сквозь который пробивается трава, покрученные, мертвые деревья вдоль улиц, покосившиеся фонарные столбы… Мертвый, брошенный город. Причем давно мертвый.