«Кажется, этот вопрос сегодня уже звучал», — подумал я. Девочка, сидевшая у меня на коленях, сразу подобралась.
— Мы… ик!… мы в свободной, мать ее, стране… — Петровский поднял взгляд на пришельца. — Или нет?
Он мог бы и не спрашивать. Очевидно, свободной эта страна являлась для всех, кроме него — человека во всех смыслах для нее чуждого.
Годзилла протянул массивную руку к его шее. Я попытался вмешаться, но моя брюнетка подпрыгнула у меня на коленях. Я трактовал этот жест как предложение не встревать. Рука мужика, между тем, ухватилась за ворот рубашки Палыча. Сидевшая с ним девица сразу ушла из-за столика.
— Я предупреждал тебя не приносить сюда свою задницу?
Петровский выглядел потерянным… и испуганным. Ни следа превосходства, сарказма или юродства на лице не осталось. Я все-таки решил не дожидаться финала мизансцены и спросил как можно вежливее:
— Так, дружище, может, мы все-таки разберемся, что к чему?
Не знаю, что именно ему не понравилось — обращение «дружище» или моя попытка принять участие в дискуссии — но мордоворот резко переключил внимание на меня.
— Не стоит, красавчик, — пропела мне в ухо моя подружка.
Я снял ее руку со своего плеча и вежливо отстранил. Девица, хмыкнув, поднялась и отошла в сторону. Мы остались втроем. Публика в кабаке стала проявлять интерес к нашей беседе.
— А ты у нас кто? — спросил Годзилла. Я не мог четко разглядеть черты его лица, мне он по-прежнему представлялся бесформенной грудой мышц.
— Я тот, кто не хочет проблем на ровном месте.
— На ровном месте? — хмыкнуло существо.
— Это мой друг! — пискнул Петровский. — Он поможет нам… ик!.. разрешить наши разногласия… пойдемте на воздух, господа…
Я не успел отреагировать. Не говоря ни слова и, кажется, даже не повернувшись корпусом, Годзилла резко выбросил свой пудовый кулак в сторону политтехнолога. Петровский опрокинулся вместе со стулом. Раздались девичьи визги.
— Э, братан!!! — закричал я и приподнялся. В ту же секунду второй пудовый кулак вылетел в мою сторону.
Свет померк окончательно. Падая, я, кажется, ухватился за кого-то из соседей, и мы упали вдвоем. Тяжелое тучное тело пригнуло меня к полу, а дальше…
А дальше я ничего не помню.
4. Попытка к бегству
Проснулся я в номере отеля. «В комнате с белым потолком, с правом на надежду».
Лежал в одежде на кожаном диване в гостиной. Рубашка была расстегнута до пупа. Носок на правой ноге отсутствовал. Столик с остатками ужина откатился к окну. Под диваном стояла недопитая бутылка коньяка.
Выплывал я из небытия долго. Подниматься не хотелось. Голова гудела, лицо ныло от удара. В желудке творилось что-то невообразимое. Минут пятнадцать я просто смотрел на потолок и мысленно клял последними словами своего приятеля. Нужно будет призвать его к ответу и при необходимости вломить еще разок. Для ума.
Я приподнялся, опустил ноги на пол. Часы на стене показывали четверть десятого. Необычное время пробуждения для меня похмельного. Обычно после бурной вечеринки я начинаю ворочаться уже в пять утра. Видимо, тут совсем другой воздух.
Я хмыкнул, посмотрел под ноги. Один только вид коньяка в бутылке примирял с действительностью, а уж когда я его пригубил (прямо из горла — чего нам, аристократам!), то на душе стало легче.
— Палыч! — крикнул я в пустоту комнаты.
Тишина. Ни движения. Только птицы за широко распахнутым окном напоминали о солнечном и теплом деньке.
— Политтехнолог, чтоб тебя!!!
Я прошел в первую спальню (мы их так и не успели распределить между собой). Обнаружил нерасправленную кровать и стерильную чистоту.
Заглянул во вторую. Та же картина.
В раздумьях тягостных я остановился посреди гостиной. Что произошло в клубе «Лагуна» после моего отключения от сети, можно было только догадываться. И хоть меня не очень заботило, чем Петровский сумел вызвать такую жгучую неприязнь аборигенов, лично мне он все же был необходим как единственный поводырь в новой реальности.
Свою куртку я обнаружил валяющейся у изголовья дивана. Я поднял ее, судорожно ощупал… хвала Вселенной, бумажник ютился во внутреннем кармане, и его содержимое подсказало мне, что ничего лишнего с меня в клубе не взяли! Не хватало всего полусотни рублей. Впрочем, я мог сильно не волноваться — все самое ценное и свои банковские карточки, единственные ключики к здешним замкам, я вчера предусмотрительно спрятал в сейфе.