— Майор ФСБ получает двенадцать тысяч. Чистыми, — сказал Герман. — Куча бабла. Он что, ничего не скопил за все эти годы?
— Представь себе, нет, — ответил Кравчук.
— Эдди когда-то сказал, что большая часть зарплаты идёт в фонд помощи жертвам терактов, — сказала Надя. У её ног сидели и ходили кошки, тёрлись головами о голени, вставали на задние лапки, касались колен хозяйки, просили ласк или есть. — У Командора, по крайней мере, не знаю про остальных.
«А, узнаю ребят из жидокомиссариата, — подумал Герман. — Одной рукой платим виру семьям убитых, другой разводим террористов, убиваем дальше их руками. Сентиментальные монстры».
— Ему больше некого попросить? — сказал он вслух. Ему всё это не нравилось.
— Некого, — ответила Надя. — Рита сбежала в Хайфу, Эмин оборвал все связи, Серёжа сидит под замком. Эдди мёртв. У Командора больше нет друзей.
— Ложись лучше спать. Кравчук позаботится о квартире.
— Нет, я поеду, — сказала Надя. — Прямо сейчас. Он хочет что-то сказать, и я хочу это слышать. Только без Анечки, я не стремлюсь её видеть, суку. Надо её куда-то убрать на время.
— Если Командор согласен, — заметил Герман.
— Согласен, думаю, если за ней присмотрят. Слышите, сержант?.. — Она повысила голос. — Пусть её увезут из дома. Я напишу Командору эсэмэску.
Она отправила СМС, допила чай и налила молока в полдесятка широких и плоских плошек. Кошки немедленно окружили плошки и стали пить.
Стальное деревце стояло на веранде, сверкая ножами листьев. Надя приоткрыла рот и ахнула. Герман знал, что оно стоит здесь, благодаря своему рою камер, и рассчитывал использовать момент, чтобы прихватить на встречу с Унгерном ещё одну боевую единицу.
— Тебе нравится? — спросил Алёша Авдеев, являясь на свет из тени. Герман не видел его в тени, не мог бы сказать заранее, где Алёша, и это давало основания надеяться, что в бою с Унгерном парень будет полезен.
— Мгм, — ответила Надя, осторожно протягивая руку к остриям. Лезвия-листья вспыхивали отражённым светом. В их тусклом серебре переливалось лицо ведьмы, робкие пальцы, тянущиеся к бликам. Отражения были искажены, неверны. Надя коснулась края длинного листа и тут же, ухитрившись не порезаться, его изнанки. Ощущение, видимо, ей понравилось, и она чуть потянула за лист. Стальное древо всколыхнулось, и отражения, блики затрепетали.
— Оно прекрасное, — сказала Надя. — Это ты сам сделал?
— Да, — у Алёши был мелодичный голос, юный низкий тенор. — Своими руками. — Он поднял руки в чёрных перчатках. — Тебе.
— А здесь цветок. И здесь. Красиво…
Деревце будто росло из тёмной старой коряги. Низ её был срезан. В воображении и руках Алёши металл стал деревом, живым, а мёртвое дерево превратилось в землю. Круговорот элементов, алхимия воли. Герман приблизил одну из камер, ища следы, вмятины пальцев на железных лепестках, но их не было видно. Только компьютерный анализ мог показать, что деревце рукотворно, выявить следы нажимов, отпечатки пальцев там, где Алёша держал, сжимал и тянул металл, придавая замыслу форму. Надя гладила пальцем лепесток цветка. Алёша смотрел на Надю. Зрачки его отдавали светом без дна. Замерев, юноша был недвижим, как дорогой манекен, облачённый в полувоенный чёрный костюм без отличительных знаков. Лицо у него было очень русское, северное, с чистыми правильными чертами, аристократичное — самую малость. Идеальное лицо. Герман в очередной раз отметил, что парень похож на Марину Арсеньеву. На царицу. И он не стал тем, чем был, он совершенно явно таким родился. Редкая птица. Сколько ему лет? Пятнадцать? Двадцать? Есть у него вообще отпечатки пальцев?..
— Оно отливает алым, — сказала Надя, покачивая ладонью цветок из гнутых стальных язычков. — Что это было раньше?
— Машина, — ответил Алёша. — Это был лимузин Тани Липкиной. Муж его не захотел, подарил мне.
— Роза из лимузина, — улыбнулась Надя. — Дороти Паркер бы оценила.
Алёша улыбнулся ей в ответ, как зеркало — чуть грустно, нежно, обнажая верхние клыки — белые, самую малость длиннее обычных прочих зубов. Острые, как ножи. Улыбка юноши напоминала зевок кота.
— Я помню стих.
Алёша был скорее сторожевой пёс. Явившись в посёлок из ниоткуда около полугода назад, он — вероятно, ложно — представился как Алексей Авдеев, потанцевал в ресторане брейк-данс, был восторженно обласкан клубом скучающих местных дам — жён чиновников, домохозяек и матерей — и стал неофициальным стражем посёлка. Дамы любовно и, как ни странно, довольно толково подобрали ему снаряжение, от транспорта до рубашек и перчаток, вооружили чем попало и принялись умилённо мечтать, как «Алёшенька» разгромит террористов, буде они отважатся показаться в посёлке. Месяцы шли, террористы всё не показывались, даже грабители не совались на огонёк. Алёша устраивал с молодёжью гонки на квадроциклах, играл в пейнтбол, купался в бассейнах и посещал дискотеки. К июлю ажиотаж угас, дамы разъехались с семьями в отпуска.