Август выдался тихий, сухой и жаркий. Молодую жену архитектора Липкина убили в самом конце лета. Убийцы, два нетрезвых гастарбайтера с расположенной неподалёку стройки, подстерегли Таню на стоянке супермаркета за чертой посёлка. Позарились на её драгоценности и машину. Пока телохранитель по капризу Тани бегал назад в супермаркет за кофе латте, её выманили из лимузина и размозжили голову молотком. Сорвали кольца, серьги, ожерелье и часы, забрали сумочку и угнали машину. Пока полиция перекрывала дороги, организуя пробку в несколько десятков километров, Алёша догнал лимузин, двигаясь по обочине или по крышам автомобилей, вытащил из него гастарбайтеров и убил молотком — тем самым, брошенным ими в луже Таниной крови. Расправу кто-то снял на телефон, и видео попало на рутьюб. Герман слышал от коллег, что некоторым дамам от просмотра поплохело, но к Наде это не относилось. Видео стало поводом для знакомства.
— Ты собираешься по делам? — спросил её Алёша. — Надь, можно я с тобой поеду?
— Алёше стоит поехать с нами, — вмешался Герман. — Если уж ты не хочешь взять группу сопровождения, как предлагал Кравчук. Унгерн — предатель, психопат и монстр, он не на нашей стороне и никогда там не был. Он запросто может решить убить тебя. Я не хочу с ним остаться один на один.
Герман рассчитывал, что Алёша, услышав эти слова, обязательно увяжется с ними, но недооценил Надино раздолбайство.
— Скорее он бросится на Алёшу, — сказала ведьма. — Это куда вероятнее. Он его ненавидит гораздо больше, чем нас. То есть возненавидит с первого взгляда. Мы же едем к Командору, — обратилась она к Алёше. — Помнишь, кто он? Если ты поедешь с нами, дело кончится смертоубийством. Так что не надо. Посторожи лучше дом. Там кошки.
— Окей, — согласился юноша. С Надей он был послушный и смирный, словно ручной доверчивый котик. — Я здесь побуду.
— Я тебе там оставила наливку, — сказала Надя. — В шкафчике в столовой.
— О. Спасибо. — Алёша прошёл мимо Германа в сени — всё то же чувство ожившей статуи — а вслед за ним в дом прошествовал пожилой белый кот, обычно ночующий во дворе. Герман вздохнул. Он даже не злился.
— Тогда вызываю группу.
— Не надо, — сказала Надя. — Герман, мы книжки ему повезём. И пальму в горшке.
— И тебя, на блюдечке.
— Он хочет что-то мне сказать. Если взять группу, он не станет говорить. Поездка будет бессмысленной. Не вопрос, Командор опасен, но мы вернёмся благополучно, Герман. Я знаю.
Его «я» снова разделилось. Пока один Герман вёл машину через ворота особняка к выезду за тройную границу посёлка, перекликался с постами на стенах и на шоссе и общался с привратниками, второй изучал предоставленный мультисенсорной маской план пятиэтажки, в которой когда-то жил Унгерн, и особняка Клюевой, прикидывая, где может ждать засада. Предвидение благополучного возвращения не могло его обмануть: если так и случится, то только благодаря ему. Напряжению всех его сил. С Можайского шоссе Герман проехал прямо на Кутузовский проспект, потом свернул направо, в одну из ведущих к северу улиц. Неказистый длинный дом в тихом и тёмном спальном районе бледной скалой выделялся над скудным своим обрамлением из дерев. Герман хорошо знал архитектуру подобных зданий, составляющих чуть ли не четверть жилого фонда Москвы — пять этажей, ряд подъездов, по три квартиры на лестничную площадку — одно-, двух- и трёхкомнатка. В них жили пенсионеры, синглы и молодые пары, бездетные или с одним ребёнком. Первый этаж в торце дома выглядел нежилым — глухо обитый пластиком по железным балконным перилам, без стёкол, он выходил на кусты малины. Герман обогнул их и припарковал машину перед вторым подъездом, левым крылом взгромоздившись на тротуар. За низкой сеткой справа оказалась детская площадка — качели, горки, песочницы, расписной деревянный терем. Полоса клёнов отделяла её от футбольного поля. Это было до боли знакомое место — под деревьями виднелись столы для карт, шахмат и домино, слева от них хозяйственные постройки и парочка магазинов. За ними темнел гаражный массив и громады соседних пятиэтажек, сходящиеся под прямым углом. По двору гулял лёгкий ночной ветерок. Чуть слышно шелестел малинник, облетающие клёны. В кустах сирени вдоль дома прятались лавочки. Во всём огромном жилом массиве светилось меньше десятка окон.